«Я так жалею, так сильно жалею, что чаек не выпила», – прозвучало в Катиной голове.
– Вот поэтому мне и есть чего рассказывать, – эхом ее мыслей откликнулась Леночка. – Когда они ушли, я еще лежала какое-то время… Все тело такое расслабленное, горячее, холода не чувствуешь совершенно. Мысли плывут, голова немножко кружится, а потом…
Катя замерла, не решаясь торопить рассказчицу.
– Потом… потом…
Леночка как будто заблудилась в этих своих «потом», но Катя упорно молчала, боясь ее потревожить.
– Потом пришел какой-то мужчина в маске, – скороговоркой выпалила Леночка. – Ну и все. Кать, этот чаек делает руки-ноги ватными, крыша едет, мысли путаются – какое там сопротивление… Они думают, что в тело этого мужика в эту ночь как бы вселяется дух леса и получается вроде как бы брак между нашей общиной – это девушка – и между нашей землей – это мужчина. Ну и вот… он сделал все и ушел. Я плохо помню, что именно было, поэтому и спросила у тебя сегодня вечером, кстати. Потом я отключилась, а утром меня разбудили и забрали оттуда. Дома уже ждут подарки, все радуются, празднуют так, как будто у тебя день рождения или что-то такое. Но… но, Кать, я все-таки никак не могу отделаться от ощущения, что это ненормально.
– Ненормально! – с жаром подтвердила Катя. Она только что ощутила, как болят пальцы на руках. Это она одеяло стиснула так, что пальцы онемели.
– Ну вот ты мне скажи, Кать, это что вообще? Какого-то мужика в маске посылают переспать с посторонней девушкой – и это называется «зимний обряд»? И взрослые люди думают, что от этого мед польется из улья рекой, а на яблонях вырастут ананасы. Катя, как же я ненавижу это проклятое Лебяжье, Катя-а-а-а… – Леночка раскачивалась на кровати, и в ее голосе было столько горя, столько глухой, беспросветной, отчаянной тоски, что Катя не выдержала, отбросила одеяло и вскочила.
– Лена, милая, бедная моя… – забормотала она, обняв ее вместе с одеялом. – Господи, какой кошмар, и такое случилось с тобой… Это же настоящее изнасилование, Лен! А твои родители?
– А что мои родители, – горько усмехнулась Леночка, не противясь Катиным объятиям, но и не отвечая на них. – У них Маринка. Как я могла их обречь на бездомную жизнь? Им даже продать нечего, чтобы переехать, дом-то общинный, а своего у нас ничего нет. Мама – учительница начальных классов, отец пьет. Куда мы поедем? На одну учительскую зарплату не снять квартиру, не взять ипотеку, не прокормить двоих детей. Я знала, что там будет что-то такое, поэтому так испугалась, когда приехали бабушка Наталья и тетя Маруся. Но я испугалась только потому, что думала, что уже не пойду в тот дом. Обычно, если уехала, назад для этого не зовут, но тут выбора не было. И у меня выбора не было. Утром они снова ведут тебя в баню, купают. Там другой чаек – он успокаивает, и ты несколько дней просто спишь. А потом на судмедэкспертизу уже нечего везти, даже синяков нет: ты ж не сопротивлялась, чаек так хорошо расслабляет…
– Господи… – Катю затошнило.
– Этот… – Леночка споткнулась, – этот… мужик, он… У него маска на все лицо, а в волосах торчат перья. Вот как то, которое ты нашла.
– Лена… – Катя не могла подобрать слова. – Леночка, прости меня, пожалуйста, я же не знала…
– Я понимаю, – кивнула Леночка. – Ты ни в чем не виновата, Кать. Но тогда… это было, как… Знаешь, я думала, что все уже закончилось, и тут это перо… Это глупо, конечно: обычное перо, а я такую истерику закатила. Я вообще слишком нервная оказалась. Я после всего этого заболела. Ничего не могла, даже с кровати встать. Вызвали врача, он сказал, что это депрессия, прописал таблетки. Врачу сказали, что у меня кошка умерла или бабушка, я уже не помню. Вот на этих таблетках я и приехала в колледж. Только на таблетках я как неживая: в голове туман, руки дрожат, тошнит все время. А стоит немножко снизить дозу – начинаются кошмары, и еще бывает, что как будто трясет, воздуха не хватает и сердце останавливается, и так весь день… Я хотела прекратить все это, Кать, но… но один человек… В общем, я поняла, что мне нужно жить. Ради сестры. Я люблю ее! И я должна все это прекратить. Должна!
– Как прекратить-то?
Леночка отстранилась и снова потянулась к тумбочке за стаканом. Только сейчас стало заметно, как она напряжена: зубы стукнули о край стакана, и вода пролилась на одеяло. Катя отсела на самый краешек ее кровати, чтобы не мешать.
– Следующая – Марина, – выдохнула Леночка, когда допила. – Нет у нас больше девчонок подходящего возраста: после нее старшей двенадцать лет. А Марине всего четырнадцать, понимаешь? Четырнадцать! И через полтора месяца ее… – Она шумно сглотнула.
– Может, пойти в полицию? – опять заикнулась Катя, но Леночка смерила ее презрительным взглядом.
– Ага, конечно. Взрослые будут все отрицать, молодежь запугана, доказательств никаких. А потом полиция уедет – и моих родителей из деревни вышвырнут, даже собраться не дадут!
Катя понимала, что она права.