Черная карта судьбы

— Продолжайте, Сергеев, — кивнул ему председатель, однако его костистое лицо было отнюдь не исполнено благожелательности, скорее наоборот. Остальные руководители конференции тоже смотрели на Сергеева с откровенной недоброжелательностью.

— Словом, я хочу сказать, что Скобликов на нервной почве заболел сахарным диабетом.

— У вас есть какие-то доводы, которые могли бы подтвердить ваши слова? — спросил Поливанов, и в голосе его неожиданно зазвучала растерянность. — Или это домыслы? Кстати, вообще, откуда вам известно об этой истории?

— Да мой покойный дядька рассказывал, а он тогда вместе со Скобликовым служил, с ним и с Евгенией Васильевной Васильевой был хорошо знаком, — пояснил Сергеев. — Ну, он мне про этот случай и сообщил.

«У Морозова и его сестры разные отцы, что ли?» — озадачилась было Люсьена, однако тут же снова начала внимательно слушать.

— Однако ваше утверждение, что диабет развился у этого человека на нервной почве, — не более чем смелая гипотеза, — проговорил Поливанов.

— Да ведь Морозов тоже так считает! — запальчиво выкрикнул Сергеев. — Я сам слышал его разговор по телефону с каким-то московским специалистом по диабету. Еще в прошлом году! Морозов говорил, что у Скобликова диабет психосоматический, на нервной почве развился из-за психологической травмы, которую тот получил двадцать лет назад, спасая сестру Александра Александровича. И психологическая травма была настолько глубока, что даже он, Морозов, не в силах справиться с лечением и вынужден просить созвать консилиум психиатров в Москве. Кажется, и этот консилиум не смог дать ответа, как лечить Скобликова. Что же делать, если он не может забыть о том, что сделал! Забыл бы — так выздоровел бы!

«Отец! — почти с молитвенным восторгом подумала Люсьена. — Ты сделал это! Даже смертью своей ты отомстил убийце! Однако Сергеев не дурак. Правильно сказал: если бы Скобликов забыл о том, что сделал, то выздоровел бы. Неужели это не приходит в голову Морозову? С его-то силой внушения он мог бы стереть этот эпизод памяти у мужа сестры! Или его силы не хватает?.. Надо это обдумать на досуге!»

— Товарищи, — внезапно поднялся со своего места Поливанов. Его розовощекое лицо побагровело. Он выглядел смущенным и раздосадованным. — Я должен извиниться перед вами. Желая, честно признаюсь, уколоть профессора Морозова, который непомерно гордился этим своим студентом и слишком щедро расхваливал заранее его доклад и проделанную им работу, я зашел слишком далеко. Но, даю честное слово, я даже не мог предположить, что, пытаясь произвести выгодное впечатление, студент Сергеев дойдет до семейных тайн своего научного руководителя! Предлагаю прекратить дальнейшее его выступление и пригласить другого докладчика.

— Согласен с вами, Михаил Петрович, совершенно согласен, — закивал председатель. — Можете идти, Сергеев. Следующим на очереди доклад Анны Акимовой «Психологические методы лечения панических атак».

На сцену взбежала кудрявая очень серьезная девушка, и Сергеев неохотно сошел с трибуны. Начал было спускаться в зал, однако из первого ряда кто-то швырнул ему в лицо тетрадь, и Сергеев отпрянул, взбежал снова на сцену и кинулся за кулисы.

Никакие доклады больше не интересовали Люсьену, и она выскользнула из зала — скрип двери ее теперь ничуть не волновал. Прикинув, где примерно может находиться боковой выход со сцены, она пошла в том направлении, однако встревожилась, что может столкнуться с Морозовым, и остановилась, размышляя, не лучше ли уйти, а встретиться с ним, когда наберется сил. Но в это мгновение из-за угла прямо на нее выскочил Сергеев — с красными пятнами на лице, взъерошенный, заплетаясь ногами, ничего не видя перед собой и не замечая, что из папки, которую он держит в руке, рассыпаются листки его доклада.

— Молодой человек, вы что-то уронили, — окликнула его Люсьена.

Сергеев нервно обернулся — и замер, встретившись с ней глазами.

Люсьена улыбнулась ему, и Сергеев вздрогнул, шагнул к ней.

Да, как сильно ни подействовал на нее нашатырь, завладеть мужчиной, которым ей хотелось завладеть, он не смог ей помешать! А завладеть Сергеевым ей сейчас не просто хотелось — это было для нее жизненно необходимо. Из него получится недурной враг Морозова.

Итак, война объявлена!

Хабаровск, 1985 год

— Ну что? — сочувственно спросил Афанасьич.

Лиза молчала, стоя у машины. Водитель посмотрел на ее бледное лицо, на дрожащие руки, которые комкали перчатки, и умолк, только вздохнул тихонько.

Может, кто и позлорадствовал бы, что самоуверенная Елизавета Морозова все же убедилась: и она бывает не права, надо умных людей слушать, а не только на свое воображение полагаться. Выдумала, тоже: дверь в развалинах Вороньего гнезда, да еще железная! А теперь ткнула сама себя носом и убедилась: нету двери!

Но Афанасьич смотрел на нее и жалел от всего сердца. И чувствовал, что для Лизы это не просто ошибка — это нечто большее. Но почему?

— Поехали? — спросил он, стараясь не сбивать на жалостливую интонацию. — Пока еще доберемся…