Черная книга

– Рояль шехзаде вернулся назад, – сказал Галип. Произнося эти слова, он не мог понять, чьим голосом говорит, каким человеком стал, но был уверен, что все идет именно так, как надо. – Когда-то на месте, где сейчас стоит это здание, находился охотничий домик, в котором жил Шехзаде, наследник престола. Я расскажу вам о нем!

Все уже было готово для съемки. Искендер еще раз повторил, что знаменитый журналист собирается сделать заявление исторической важности. Англичанка взволнованным голосом произнесла несколько вводных слов, умело вписав предстоящее интервью в широкий контекст таких тем, как жизнь последних султанов Османской империи, деятельность подпольной Коммунистической партии Турции, неизвестное и загадочное наследие Ататюрка, турецкое исламистское движение, политический терроризм и вероятность военного переворота.

– Когда-то давно в нашем городе жил Шехзаде, который открыл, что самое важное в жизни – умение быть самим собой, – начал рассказывать Галип.

Он так явственно ощущал в себе ярость Шехзаде, что видел себя другим человеком. Кем именно? Говоря о детстве своего героя, он чувствовал, что его новая личность – это мальчик по имени Галип, которым он был когда-то давным-давно. Рассказывая, как Шехзаде боролся с книгами, представил себя автором одной из них, а повествуя об одинокой жизни престолонаследника в охотничьем домике – героем одной из его историй. Когда речь зашла о том, как Шехзаде диктовал Писцу свои мысли, Галип словно бы превратился в человека, в чью голову эти мысли пришли. Он излагал историю Шехзаде так, будто это была одна из историй Джеляля, и чувствовал себя одним из его персонажей. Дойдя до последних месяцев наследника престола, он подумал: «Джеляль рассказал бы все это точно так же». Слушатели этого не понимали. Галип злился на них за это и оттого говорил с горячностью, вынуждавшей англичан ловить каждое его слово с таким видом, будто они знают турецкий. Завершив рассказ о последних днях Шехзаде, он без всякой паузы начал историю заново с прежней верой в то, о чем говорит: «Когда-то давно в нашем городе жил Шехзаде, который открыл, что самое важное в жизни – умение быть самим собой…» Четыре часа спустя, вернувшись в Шехрикальп, Галип подумает, что, когда он произносил эти слова в первый раз, Джеляль еще был жив, а когда произнес их снова, труп Джеляля, прикрытый газетами, уже лежал прямо напротив полицейского участка Тешвикийе, неподалеку от лавки Аладдина. Рассказывая историю во второй раз, он особо выделял те места, на которые не обратил надлежащего внимания в первый, а начав сызнова в третий раз, ясно понял, что опять и опять может превращаться в нового человека. «Я, как и Шехзаде, рассказываю для того, чтобы стать самим собой», – хотелось воскликнуть Галипу. Он злился на людей, которые не желают смириться с тем, что он чувствует себя самим собой, верил, что тайну, сплетенную с городом и жизнью, можно раскрыть только так – рассказывая истории, и глубоко переживал ощущение смерти и белизны в конце рассказа. Когда он закончил повествование в третий раз, наступила тишина, но недолгая: английские журналисты и Искендер горячо зааплодировали Галипу, словно благодарные зрители – талантливому артисту после великолепного представления.

Глава 16 История Шехзаде

Как хороши были прежние трамваи!

Ахмет Расим

Когда-то давно в нашем городе жил Шехзаде, который открыл, что самое важное в жизни – умение быть самим собой. Поиск себя был для него равнозначен жизни, а вся его жизнь была равнозначна поиску. Это короткое определение собственному короткому пребыванию на свете дал сам Шехзаде – в последние свои годы, когда нанял Писца, дабы изложить на бумаге историю своего открытия. Шехзаде диктовал, Писец записывал.

Тогда, сто лет назад, наш город был совсем другим. По нему не шатались, как испуганные куры, миллионы безработных, ветер не носил по улицам мусор, под мостами не текли нечистоты, из труб не вырывались смоляные клубы дыма, а люди, забираясь в транспорт, не расталкивали друг друга локтями. В те времена удавалось на ходу запрыгнуть в неспешно движущийся конный трамвай. Пароходы плыли по Босфору так долго, что некоторые пассажиры сходили на пристани и шли до другой, наслаждаясь приятной беседой под липами, каштанами и чинарами, успевали даже выпить чая в близлежащем кафе, прежде чем причаливало их судно и можно было снова подняться на борт, чтобы продолжить путь. В те времена на месте каштанов и ореховых деревьев еще не выросли фонарные столбы, обклеенные объявлениями об услугах портных и мастеров, совершающих обряд обрезания. На краю города начинались не свалки и голые холмы, утыканные опорами линий электропередачи, а рощи и леса – охотничьи угодья печальных и безжалостных султанов. В этих-то благословенных местах, где впоследствии проложат канализационные трубы, вымостят брусчаткой улицы и возведут многоэтажные здания, и стоял когда-то охотничий домик, в котором Шехзаде прожил двадцать два года и три месяца.