Черная книга

Но заболтался я совсем и в сторону ушел. Стал говорить про беса зримого и незримого, а дошел до антихриста, тьфу на него! прости меня, Господи! Бес он, братцы мои, незрим и формы собственной не имеет, а имеет одну злобную сущность. Самого беса, как духа зла, никто не видал, но его воплощения видели многие, да и мы сами не раз видели, только что бес это - не подозревали. Известно ведь, как бесы святого Антония обольщали - голыми бабами прикидывались. Да что Антония - самого Господа Христа в пустыне диавол искушал! А в старину видеть беса в образе хвостатого черта с рогами удавалось многим - форма у него такая была. Понятно, тогда вера была крепче, и чуял человек греховные сети обольстителя. Не то что видели, а иные беседовали с бесами и бранью переведывались.

Знаем мы про Иоанна, архиепископа Новгородского, иже победи беса и летай на нем в Иерусалим. Писатель наш великий Гоголь Николай Васильевич, которому памятник на бульваре поставлен, любил про беса вспомнить. Другой сочинитель наш знаменитый Достоевский Федор Михайлович преудивительный роман о бесах написал, разговор с чертом сумел изобразить. Философ наш любимый Соловьев Владимир Сергеевич многократно в жизни чертей лицезрел и даже соизволил им стишки посвятить, про антихриста предрек глубины таинственные. Потому как от глубины внутреннего взора всё зависит. Видеть беса дано немногим, а испытывать его искушения - всем.

И вот какое дело, братцы-товарищи разлюбезные, велико бесовское воинство, и есть в нем бес особенный, назову его московским бесом. Летописные предания о нем скудны, но частенько он появляется в разных исторических моментах. То в царя Грозного вселится, кровь невинную льет (Филипп-то, наш святитель московский, разглядел того беса и заклял его, да Малюта Скуратов, бесов выкормыш, удавил страдальца), то Гришку Отрепьева подобьет на дерзостное самозванство, и было от этого беса московским людям вечное неустройство.

Ведь вот какой наш город Москва: так посмотришь - вроде город как город, а этак приглядишься - словно бес в ней бесится. И странно помыслить, ребятушки, развелось ноне по всей Москве этих бесов и бесиков превеликое множество. Так они и мельтешат в глазах, так и мельтешат.

Иду третьего дни мимо одного учреждения, которое и назвать-то страшно, гляжу - выходит сам этот ихний главный трепач, в пенсне, с бородкой клинушком, и к машине. Открывает дверцу и говорит кому-то незримому: «Садитесь, пожалуйста!», - и вроде бы кто-то туда - шмыг! Потом сам садится, а дверца чудом на весу держится, и кто-то второй незримый за ним следом - шмыг! - и хлопнула дверца, покатил он в свой Совнарком, а с ним два обязательных беса. Вишь, я давно слышал, что при нем два беса состоят, да непостижимы они, потому как те два беса не наши и против них православная молитва не помогает.

Ну да что, братцы, всё бесы да бесы, надоели они мне, пойду-ка я лучше от греха, а то такое соврешь, что и сам не рад будешь; про беса-то московского не зря поминаю - велико его воинство и промеж нас трется, да и средь вас, друзья веселые, не все лица мне знакомы... Разве что водочки для храбрости и куража... ох, хороша, зараза! крепка, как воинство бесовское... ну, да мы его одолеем... Ваше здоровье, мои любезные!

Да... о чем бысть речь шла? О московском бесе? Так вот. Садится тот большущий начальник в автомобиль и едет с двумя бесами в свое главное учреждение на заседание, а на том заседании решаться предстоит, кому наиглавнейшему быть. Едет и радуется: два беса с ним, всегда помогут, и бесы веселятся, его морду своими мохнатыми лапками гладят: «Не сомневайся, - говорят бесы, - быть тебе наиглавнейшим».