ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

На мгновение Валу охватило болезненное недоумение: «Что это? Почему – со мной – так?..» Резкая боль – боль чужой раны – заставила его невольно дернуться, словно он хотел схватиться за плечо; в следующее мгновенье он едва успел отклонить удар, нацеленный в его сердце.

Эльф рассмеялся, увидев, как расплывается на черных одеждах Валы кровавое пятно. «Его все же можно ранить. Можно. Может, можно и убить…» Теперь он бился яростно и уверено, словно больше не ощущал боли от ран, наносимых врагом. Ее ощущал Вала.

– Я еще отмечу тебя… так, что ты… нескоро забудешь… эту встречу! – с гневной радостью выкрикнул Финголфин.

Вала не ответил. Теперь Эльф метил в лицо и в горло; длинная рана рассекла правую руку Валы от локтя до запястья, до тяжелого железного браслета – он с трудом удерживал меч. Семь ран нанес ему Финголфин, хотя и сам был не раз ранен; Вала терял кровь – терял силы – и, чувствуя это, впервые крикнул страшно и яростно. Король отшатнулся – и, оступившись, упал навзничь.

Вала встал над ним, поставил ногу на грудь поверженному врагу. Близко-близко – ледяные светлые глаза; слова тяжелы и горьки:

– Я не убью тебя, сын Финве…

Он не договорил: дотянувшись до меча, король вслепую нанес удар. Клинок рассек связки, распорол ногу длинной рваной раной – Вала скрипнул зубами и пошатнулся, но смолчал. Кровь его капала на Эльфа, и внезапно король почувствовал ожог. Один… Второй… Кровь Мелькора жгла его, как расплавленный металл, боль впивалась в тело, как когти орлов. И тогда Эльф закричал…

Последнее, что он услышал – словно издалека доносящийся голос Мелькора:

– …и не будет ни жизни, ни смерти духу твоему. И не будет покоя тебе ни в свете, ни во тьме…

…С трудом, опираясь на меч, словно на посох, Вала выпрямился, поднял окровавленное тело короля. «Пусть лежит на вершине черных гор. Не будет опозорено тело его – ведь он уже мертв…»

Огромная тень с клекотом упала вниз. Орел подхватил тело Эльфа, удар острых когтей рассек лицо Мелькора. Он согнулся от боли, закрывая лицо рукой – кровь ползла из-под его пальцев.

– Как же им было больно… – простонал он.

Они видели все. И не смели сдвинуться с места. Такова была его воля. Но когда ринулась с неба с клекотом огромная тень, и он, пошатнувшись, закрыл лицо руками, они бросились к нему.

– Глаза… глаза целы? – выдохнул один.

Закрыв ладонью изуродованное лицо, он протянул руку, словно ища опоры, и сжалось сердце от этого беспомощного жеста.

– Носилки, живо! – крикнул второй.

– Не надо, – сквозь зубы. – Я дойду сам. Покажите дорогу.

– Обопрись на мое плечо, Учитель…

Он старался идти сам. В какое-то мгновение он почти потерял сознание от слабости и боли, и буквально повис на руках воинов. В голове мутилось, все плыло перед глазами, но он снова делал шаг. Бесконечные лестницы, мучительно тянущиеся коридоры, высокие залы – бесконечная пытка, мучительно тянущиеся мгновения пути, высокая звенящая нота – как игла в истерзанный болью мозг… Лица рыцарей Аст Ахэ – высеченные из камня маски, смесь потрясения и ужаса от кощунственной невозможности случившегося. Кровавые следы на ступенях, на черных плитах, кровь на руках воинов, кровь сочится меж пальцев. Как много крови…

Его подвели к ложу. Один из воинов пошел было к дверям.

Не отнимая руки от лица, властно и твердо:

– Куда ты?

– Я позову целителя.

– Не надо. Принесите воды и чистого полотна. И уходите. Никто не должен входить сюда. О том, что видели – молчите. Это приказ.

Он скрипнул зубами, отдирая от ран присохшую ткань. Голова закружилась, ему пришлось сесть – сейчас он мог себе это позволить. Сейчас его никто не видел. Промыл раны и неловко перевязал их полотном – мешала боль. С трудом натянул чистую одежду. Лег. Боль немного утихла – только для того, чтобы снова нахлынуть при малейшем движении. Слишком быстро понял – так будет всегда. Не помогут целители. Никто не поможет. Он закрыл глаза.

– …Учитель!

Мелькор рывком приподнялся на ложе:

– Я же приказал!..

Гортхауэр в ужасе смотрел в изуродованное лицо Мелькора.

– Почему… Кто… Как же это… Это – ты?..

Сухой смешок:

– А кто же, по-твоему? Сильно изменился со времени нашей последней встречи, верно?

Края ран разошлись. Гортхауэр невольно отвел глаза.

– Вот теперь и ты не можешь смотреть на меня.

– Нет, Учитель!..

Это было мучительно – видеть, но Гортхауэр испугался, что оскорбил Учителя. Теперь он не смел опустить взгляд.

– Учитель, – внезапно охрипшим голосом попросил он. – Ты ранен, позволь я…

– Нет.

– Я только хочу помочь…

– Не сумеешь, – ровно сказал Мелькор. – Никто не сумеет. Я справлюсь сам.

– Я осмотрю раны, перевяжу… Я ведь умею…

– Нет.

Гортхауэр склонил голову:

– Учитель, я понимаю… Но я не могу так… Позволь, я останусь.

– Уходи. Уходи, я прошу тебя. Пожалуйста, уходи, Ученик.

Можно было не подчиниться приказу. Можно было остаться, если бы гнал прочь. Но не послушаться этого печального и твердого голоса было немыслимо; была сила, заставлявшая исполнить просьбу. Майя вышел, не смея оглянуться.

Лицо неподвижно. Голос глухой и ровный:

– Властелин болен. Не нужно тревожить его.