Жизнь в Берингаре снова изменилась… Она стала размеренной и тихой. Эрмелинда каждый день посещала могилу Адала и клала на нее букет свежих роз. Это было единственное время, когда она оставалась одна. Агнета никогда не сопровождала мать в эти скорбные для нее минуты. Было и еще одно исключение в общении матери и дочери: в их разговоре никогда не упоминалось имя Готфрида.
Кифер Тойц увлекся изучением содержимого двух склянок, найденных им в комнате Готфрида. Не смея сказать о находке Эрмелинде, он сообщил о ней только Агнете.
Алхимия была любимым занятием Тойца. Но задача, с которой он столкнулся на этот раз, оказалась очень сложной.
– Понимаете, в чем дело, – объяснял Тойц девочке. – Я уверен, что в обоих сосудах одно и тоже вещество. Но я никогда не видел ничего более странного. Оно может и лечить и убивать. Я назвал его «инкогнито антидотум» – таинственное противоядие.
Неутомимый Кифер Тойц провел два десятка экспериментов в результате которых, во-первых, в округе значительно уменьшилось количество бродячих собак и кошек, а, во-вторых, некоторые из них, кому повезло остаться в живых, выздоровели от самых тяжелых болезней.
– Я дал одну каплю «инкогнито» кошке с парализованными задними лапами, – рассказывал Агнете Тойц. – Она выздоровела и родила шестерых котят. А в другом случае, полкапли «инкогнито» убили трех совершенно здоровых собак. Перед смертью у них налились кровью глаза, и они выли так, словно у них кипели мозги.
Эрмелинда в конце концов узнала об экспериментах Тойца. Не без основания побаиваясь, что доморощенный лекарь перейдет на эксперименты на людях, она запретила ему заниматься дальнейшим исследованием «инкогнито».
– Вы пытаетесь остановить развитие науки! – заявил баронессе обиженный Тойц. – Может быть, это и есть та легендарная панацея, о которой писали еще древние греки.
Эрмелинда нахмурилась и ответила, что от панацеи не умирают. Она приказала вылить остатки «инкогнито» в мусорное ведро в своем присутствии.
Тойц был вынужден подчиниться, но спрятал пустые склянки. Чуть позже, надеясь на то, что на стенках сосудов все еще осталось несколько капель «инкогнито» он заполнил их водой. А еще через неделю он дал выпить это лекарство молодой деревенской женщине с парализованной левой рукой. Женщина выздоровела, и Тойц едва не сошел с ума, во-первых, от радости за удачный эксперимент, а, во-вторых, от горя, ведь у него не осталось ни капельки «инкогнито». Переживания уложили старика в постель. Агнета навещала старика и терпела его многочисленные разглагольствования о науке изучения лунного света. Тойц утверждал, что лунный свет можно как воду собирать в стеклянные банки и с их помощью лечить слепоту. Но больше всего старик, конечно же, переживал за потерянное «инкогнито». Ему казалось, что он, как никто, был близок к открытию великой панацеи способной остановить и чуму, и моровую язву.
Через полгода из деревни Фирграт, где жила исцеленная Тойцем женщина пришло не хорошее известие. Оказывается, сразу же после своего выздоровления женщина ушла от мужа – тихого, доброго пастуха – и двух детей и связалась с неким Абрамом Турком, содержащим дом для заезжих купцов. Женщина стала много пить, а кое-кто утверждал, что толстый Турк уговорил ее ублажать любовью по ночам не только его, но и заезжих гостей.
Эта весть несколько охладила научный пыл Кифра Тойца, но не переубедила его в том, что миром движет только наука по имени алхимия. Беседуя с Агнетой старый лекарь часто поднимал указательный палец вверх, показывая им на потолок, и говорил, что люди рано или поздно, пусть и, ошибаясь на своем пути, найдут Великую Панацею.
Но старого лекаря и жителей Фирграта, включая исцеленную блудницу и Абрама Турка, убили не чьи-либо ошибки, а совсем другое – чума. Она полностью выкосила деревню не оставив в ней ни одного живого человека и своим черным крылом задела Берингар. Но замок выстоял, потеряв только десяток человек. Потом чума ушла на Запад…
Дорога в Фирграт, на которой был рассеян прах рыцаря Готфрида, заросла и превратилась в ромашковое поле. Молоденький дуб, который раньше рос рядом с дорогой, теперь вдруг оказался в центре поля и словно чуть приподнялся на невидимом бугре…
В 1114 году в Берингар вернулась старшая дочь Эрмелинды Идан. Молодая, женщина приехала с двумя детьми: Жаком двенадцати лет и трехлетней крошкой Марией. Как оказалось, чума достигла Франции, а после смерти мужа Идан, в течение года, потеряла все, что имела: поместье, деньги и даже связи, потому что люди, с которыми были налажены эти связи, попросту умерли.
Эрмелинда приняла дочь ласково и особенно сильно обрадовалась внукам. В Берингаре стало заметно веселее, потому что неутомимый Жак постоянно придумывал новые игры и не чурался возиться с местной детворой, а маленькая Мария – удивительно похожая на бабушку – привязалась к Эрмелинде едва ли не больше, чем к родной матери.