Черная корона

Вот этого говорить точно не следовало, потому что Калинкин тут же посмотрел на нее точно так же, как тот дядя в ресторане, — с брезгливым сожалением, как на дурочку. Но Влада все же проявила непривычное упрямство и повторила еще раз:

— Да, нравились! А почему нет?! Они не были столь безупречны, как все, к чему должен был прикасаться Игорь Андреевич! Они были уродливым напоминанием того, что мир далек от совершенства. И даже такая шикарная машина, принадлежащая ему, имеет свои некрасивые отметины!

Ого! Вот это была речь!

Калинкин даже позабыл ненадолго, что только что собирался уходить.

Ей, стало быть, хотелось сломать, скомкать, изувечить и изгадить его безупречный мир? Так, так, так…

Это что же значит? Что она не сумасшедшая, а очень умная и расчетливая? И еще, должно быть, очень сильно его ненавидит — своего удачливого и совершенного супруга, так и не полюбившего ее так, как ей хотелось.

— А вы ведь его ненавидите, дорогуша, — озвучив свои мысли, Калинкин сделал прозорливый взгляд, по его представлениям способный достать до печенок. Для этого много не требовалось, всего-то приподнять одну бровь чуть повыше и напустить в глаза побольше туману. — И достаточно сильно ненавидите, раз решились…

— Решилась на что?!

— На то, чтобы обвинять его в страшном преступлении.

Дмитрий Иванович теперь жутко нравился себе. Он разгадал с лету все хитрости гражданки Черешневой. Она очень умело имитировала сумасшедшую, таковой совершенно не являясь. Может, и были у нее какие-нибудь отклонения в психике, это еще предстоит выяснить. Не просто же так ее супруг озабочен состоянием ее душевного здоровья. Но…

Но барышня очень не проста, очень! Надо же чего придумала, царапин в салоне не обнаружилось. Куда же они могли подеваться-то, дорогуша?! Уж не языком ли их слизывал Игорь Андреевич перед тем, как везти тебя на обед? Хитра, умна и расчетлива. И словно расслышав его мысли, Влада в очередной раз подгадила себе, пробормотав:

— А за что его было любить, скажите?! За то, что он бил меня все пять лет совместной жизни? Вам врачи не рассказали о синяках на моем теле?

Он едва не расхохотался.

Ну рассказали и что? Что это может изменить? Под машину же попала, как тут обойтись без синяков? Кстати, неплохо совсем придумала насчет того, что Игорь Андреевич бил ее.

— Рассказали, — кивнул Калинкин, подошел к ее койке, чуть наклонился и, стараясь быть как можно более проникновенным, проговорил: — Все синяки, гражданка Черешнева, получены вами в результате странного дорожно-транспортного происшествия.

— Почему странного?

Она старалась говорить в сторону, не забывая ни на минуту о том, что не держала в руках зубной щетки уже как три дня. Вышколил ее Игорь Андреевич, сказать нечего! А тут еще, как на грех, этот молодой следователь опускает свое лицо все ниже и ниже. И говорит что-то снова неприятное, что-то против нее, а не наоборот.

— Потому странного, гражданка Черешнева, что на вашем теле отметины имеются, а на автомобиле, который, с ваших слов, сбил вас, отметин нет!

— Почему?

— Вы у меня об этом спрашиваете? — Из карих глаз Калинкина на нее брызнуло откровенной издевкой. — Нет никаких следов ДТП, а должны были быть, учитывая характер полученных вами повреждений. Я вот о чем хочу спросить вас, гражданка Черешнева…

Приблизив свое лицо настолько, что стала видна крохотная отметина от ветряной оспы на ее щеке возле носа, Калинкин сейчас собирался обрушить на нее коронный вопрос, могущий поставить жирную точку в этом смешном, на его взгляд, деле.

Вот если сейчас после его вопроса в глазах ее что-то дрогнет, или губы сожмутся непроизвольно, или руки, тискающие край пододеяльника, замрут хотя бы на мгновение, значит, он прав.

Она нарочно придумала это ДТП, чтобы оклеветать уважаемого всеми человека. А если не дрогнет ничего в ее красивом лице, то…

То она нарочно и давно (!) придумала это ДТП, с целью навредить своему мужу, который уважаем, благополучен и состоятелен.

Итак…

— Какую цель вы преследовали, бросаясь под колеса и клевеща потом на своего мужа? Надеялись посадить его в тюрьму? Думали поживиться потом его деньгами? Не пожалели собственных костей, ай-ай-ай, лишь бы от него избавиться. Не так ли?!

Она так мило и так странно заморгала, уставившись на него, что не будь он таким прожженным асом в своем деле, наверняка бы подумал, что она изумлена. Что все выше им перечисленное никакого отношения к ней не имеет. И что она чиста душой и покалечена телом не по своей преступной вине, а по какой-то там еще причине.

И что, может быть… Может быть, ее супруг и в самом деле как-то здесь замешан.

Но Калинкин Дмитрий Иванович за годы своей службы был сыт подобным милым изумлением по горло. И если на самой заре своей карьеры еще мог проникнуться слезами раскаяния привезенной с точки проститутки, мог протянуть ей свой носовой платок, помочь потом добраться до дома, то теперь…

Теперь он знал цену этим женским уловкам. Цена была грошовой. И пожалуй, даже гроша не стоила эта мерзкая женская изворотливость, стоящая на страже их самосохранения.