Черная корона

— Если сейчас скажете, что не нуждаетесь в его деньгах, я почему-то вам не поверю, — мяукнул Калинкин и удовлетворенно хихикнул, заметив, как она покраснела. — Вот видите, я снова прав.

— Да, возможно. — Влада шевельнулась осторожно, ей очень хотелось отодвинуть свое неумытое лицо подальше от его, но Калинкина словно магнитом тянуло к ее бинтам. — Извините, вы не могли бы отодвинуться?

— Что так? — Он тут же отпрянул, моментально раздражаясь.

Подумаешь, фифа какая! Не понравился, что ли? Не вышел кошельком или местом проживания? И не достоин лицезреть великолепно выточенное личико с такого вот близкого расстояния? Брезгуют, стало быть, им. Ну что же, ну что же… Он не гордый, он может и отодвинуться. И вообще ему пора давно было уходить, чего топчется, спрашивается! Девочка понравилась? Три ха-ха! Видел он таких, и не с такого расстояния, да…

— Я нуждаюсь в денежном пособии, я не отрицаю. И считаю, что за пять лет совместной жизни могу на что-то хотя бы претендовать. И Игорь Андреевич обещал мне дать развод и небольшое содержание. Собственно, поэтому я и поехала на окраину города…

На колу висит мочало, начинаем все сначала!

Калинкин подавил судорожный вздох. С этой Черешневой точно можно свихнуться. Может, ее супруг не так уж и не прав, акцентируясь на том, что его жена не вполне здорова? Ладно, у психиатров пусть будет своя версия. Он остановится на своей. А супруг ее пускай сам решает, что с ней делать после выздоровления.

Хочет, пускай домой везет. Хочет, в психушку определяет. А хочет, пускай возбуждает уголовное дело за клевету. Его право!

А он уходит теперь. Сыт по горло больничным запахом и противным враньем, прячущимся за ее невинным и как будто бы измученным взглядом.

С Игорем Андреевичем Черешневым Калинкин столкнулся на улице прямо у входа в отделение.

Высокий, холеный, очень красивый и до безобразия обеспеченный, сам того не желая, снова с ходу оценил его Дмитрий Иванович Калинкин, протягивая для приветствия правую руку.

Неприятно было осознавать, но что-то похожее на зависть ворохнулось у него где-то в левом подреберье. И подумалось попутно, что ему-то вот, Калинкину, каким бы умным, расторопным и сообразительным он ни был, никогда не ездить на таких машинах, не носить на левом запястье таких дорогих часов и не любить таких шикарных женщин, как жена его, к примеру. Не то чтобы ему этого очень уж хотелось и было смыслом его жизни, но…

Не отказался бы! Не смог бы отказаться от такой женщины, это уж точно.

— Как она? — Игорь Андреевич старательно уводил от Калинкина взгляд, без особой нужды то и дело посматривая на часы.

— Все так же, — уклонился от прямого ответа Дмитрий Иванович.

— Н-да… Кто бы мог подумать, такая молодая, с виду здоровая…

Тут Игорь Андреевич совсем уж некстати сжал свои глаза щепотью и судорожно вздохнул.

Калинкину это совсем не понравилось.

Во-первых, расстроенным Черешнев абсолютно не выглядел. И глаза его были сухими, чего, спрашивается, комедию ломать.

Во-вторых…

Во-вторых, к версии о сумасшествии его супруги Калинкин склонялся все меньше и меньше.

В деньгах все дело! В них, проклятых! Отсюда и вся свистопляска.

А в-третьих, по его представлениям, мужчина такого представительского класса не должен был сопливиться на глазах у изумленной публики. Он не имел на это права, думал Калинкин, с сомнением и более чем пристально вглядывался в расстройство Черешнева Игоря Андреевича.

— Хорошая у вас машина, — вроде как с завистливым уважением проговорил Калинкин, кивая на джип Черешнева, проигнорировавшего стоянку и приткнувшегося прямо к ступеням.

— Да, неплохая, — тут же откликнулся тот, перестав тискать свои веки и надбровья и трепетно оглянулся на автомобиль. — Надо же было придумать, а!.. Чтобы я посмел сбить ее на этой машине!..

А кого жалко-то было в этом случае: жену или машину?!

Ох, ну просто язык зачесался для такого вопроса. В частном порядке задал бы его непременно. А при исполнении нельзя, при исполнении подобное любопытство может быть наказуемо.

— Игорь Андреевич, мне нужно задать вам несколько вопросов, — для чего-то сказал Калинкин, хотя еще пять минут назад не собирался приставать с расспросами к Черешневу. — Только вот не знаю где… Может, в машине посидим, вдали от лишних ушей?

— Не вопрос. — Горделиво приосанившись, Черешнев с вальяжным достоинством перебросил брелок сигнализации меж пальцев, открыл машину и с улыбкой пригласил: — Прошу!

— Нет-нет, я лучше на заднем сиденье посижу. Вы не против?

Он, наверное, глупо выглядел теперь, и взгляд Черешнева на это намекал недвусмысленно, но Калинкину вдруг приспичило влезть именно на заднее сиденье, и осмотреть там все досконально, и в очередной раз убедиться в том, что Черешнева Владимира врет самым беззастенчивым образом. И…

Черт побери все на свете! А ведь были царапины на самом деле! И пятно темное на подголовнике водителя, и крохотное пятнышко на самом сиденье с оплавленными краями наверняка от сигареты. Оказалось ведь все именно так, как она и говорила!

Что же получается, что она не врала ему в этом? И если не врала в этом, то…