Черная корона

— А как же! — ответил с воодушевлением Калинкин, сидя за рабочим столом в своем кабинете и без конца улыбаясь молодому стажеру, притихшему в углу. — Все время за ними! Не спускай с них глаз, дорогой коллега! Им еще предстоит все это объяснить. Надо же, как все интересно закручивается. Это полностью все меняет…

Глава 21

Удальцов разнервничался так, что наорал на глупую секретаршу Черешнева, сунувшую без надобности нос в кабинет покойного шефа. Не хотел, а наорал. Не нужно было начинать проверку документации на фирме Черешнева с такой грубости. Не сдержался. А все почему? Потому что Влада позвонила ему и сообщила, что собирается к себе домой за какими-то там вещами.

Почему вдруг одна? Без него? Что за спешка, неужели его возвращения подождать нельзя? Он не хочет, чтобы она одна шла в тот дом, где было совершено зверское убийство. Он вообще не хочет, чтобы она шла одна куда бы то ни было. С ним, и только с ним, чтобы быть защищенной, черт побери! А она собралась. И все его доводы сочла смешными. И уговаривать принялась, чтобы он не волновался, что с ней все будет хорошо и все такое…

А как не волноваться, как?! Вся его жизнь пошла наперекосяк после того, что случилось с Эллой. Он же не мог потом есть, спать, жить нормально. Он просто сам жить перестал.

Почему? Да потому, что он же был виноват в этом, кто же еще! Ему надлежало казниться и отвечать. Он сначала обидел, а потом недосмотрел, проморгал. С Владой он такого не допустит. Он не позволит никому ее обидеть. Станет опекать, как младенца, и заботиться.

А как это возможно, если она вдруг решила одна без него куда-то идти, ехать? И все его тревожные нотки в голосе перекрывала беспечным смехом в телефонную трубку. Может, и правда ничего здесь страшного не было. Может, не стоило ему так бояться и переживать, но…

Но душу ему просто выворачивало. Так было тошно, хоть плачь. Вот и досталось под горячую руку длинноногой секретарше Черешнева, попятившейся от него к двери с испуганными глазами и перекошенным от обиды ртом. Извиниться перед ней, что ли? Или просто дипломатично попросить кофе, а потом похвалить? Нехорошо с ней получилось.

— Зайдите, пожалуйста, — пробормотал он в трубку внутренней связи.

Дверь приоткрылась, и секретарша осторожно протиснула голову в образовавшуюся щель. Вопросительно пискнула: «Вызывали?» Дождалась его утвердительного кивка и тогда уже только осмелилась войти.

— А сделайте-ка мне кофейку, если можно, а? — Он попытался приветливо улыбнуться, но вышло так себе.

Ну не внушала ему эта девчонка уважительного к себе отношения. Не внушала, хоть убейся! К Сашке он своей привык, которая и официальной могла быть, если того требовал протокол, и за пирожными могла сгонять в кафе на углу, и отругать могла с такой же легкостью, если считала его неправым. А эта девочка нет.

— Хорошо, кофе, — шепнула громко и попятилась назад к двери, на ходу уточняя: — А с сахаром или без?

— С сахаром.

— А печенье, конфеты?

— Печенье, если можно.

— Да-да, конечно.

Она растворилась за дверью, а на него снова накатило.

Ну зачем Владке понадобились какие-то чертовы вещи?! Он ее вообще без вещей предпочитает. И планов у них на вечер никаких, кроме милого семейного ужина перед огромным телевизором. В каких вещах возникла вдруг необходимость?!

Если бы Удальцов только мог себе представить, какие мысли сейчас терзают Владимиру, то бросил бы к чертям собачьим все дела и проверки состояния дел на фирме Черешнева и сломя голову помчался к себе на квартиру.

Но знать он этого не мог, а она даже не намекнула. Вот он и продолжил лопатить груды документации, а она…

Она медленно расчесывала волосы перед зеркалом и пыталась понять, что не дает ей покоя со вчерашнего вечера. Перебирала по минуткам все, что случилось за вчерашний день. Вспомнила каждую фразу, каждую интонацию Жени, нет, все не то, не в нем причина. Он ее точно не обижал и никак не дал усомниться в своих чувствах и намерениях. Что тогда не дает ей покоя? Что мучает, заставляя непременно что-то вспомнить?

С ней такое и раньше случалось, когда, к примеру, она пыталась вспомнить имя главного героя нового фильма, просмотренного вскользь. Оно мелькало где-то глубоко в подсознании пойманной птицей и все никак не могло вырваться наружу. И эта невозможность озарения свербела, и точила изнутри, и не давала покоя, и мешала заснуть. А потом прямо как-то сразу — бац, и вспоминалось! И думалось: ну, конечно же! Как могла забыть!

Вот и сейчас так. Со вчерашнего вечера метались мысли, спотыкаясь друг о друга, и ничего путного. Какое-то мучительное томление, какое-то осознание, что она что-то упустила, недопоняла или не вспомнила. А вот что?!

Надо будет пройти тем же — вчерашним — маршрутом, решила она, проводив Удальцова на работу. Вернее, решила еще раньше, когда кормила его завтраком. Просто озвучивать не стала до поры.