Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Что делает умный солдат при посещении части начальством? Правильно. Он "где-то здесь". Но вне поля зрения.

Какую команду дает умный командир подчиненным при посещении части начальством? Правильно. "Не отсвечивать!"

Дыхно "нес" дежурную службу. Азамат исчез в направлении конюшни. Генрих и Сема, вооружившись биноклем и парой матрасов, изображали "наблюдателей" на чердаке, предварительно затащив наверх лестницу.

В селе шла, как сообщили на построении перед отделением милиции офицеры, "выборочная проверка документов". Эмгэбешники разбившись на группы, вначале блокировали указанное подворье. Затем без пропусков проверяли все строения на предмет посторонних. Потом начинался обыск. Видимо искали оружие. Крестьяне угодливо кланялись. Мужики и парни снимали рубахи. Как и предсказал Сергей, искали синяки от стрельбы. Пока одни "держали" жителей, другие проводили поиск запретного. В действиях рядовых и командиров виделся наработанный многочисленной практикой навык. Такая же привычность, только окрашенная униженной покорностью и обреченностью, наблюдалась и у обителей Л. Заходились в лае немногочисленные собаки, кудахтали, мычали, блеяли, путались под ногами животные.

При всём этом вёска жила обычной жизнью. Носились по улицам и виснули на заборах в поисках развлечений мальчишки и девчонки. Перемещались возы и телеги. Шли по своим делам, судачили о чем-то у колодца, опершись на калитку, курили взрослые.

Генрих прислушался, не раздастся ли "Млеко! Яйки! Где есть партизан!", зевнул и, накрыв лицо фуражкой, задремал.

Самый сладкий сон был без всякой жалости прерван воплем Иваныча на крыльце: "Старшина Шац! К товарищу майору!".

Пришлось спускаться.

Майор Плаксин ждал в маленькой "спальне", где кроме тумбочки и нар была только табуретка и шкаф с одной дверцей. Вторая, на которой, скорее всего, находилось зеркало, отсутствовала.

— Старшина Шац по вашему приказанию прибыл! — Доложил Генрих с ленивой грацией знающего себе цену солдата, пройдя пару шагов от дверей.

Закинув ногу на ногу "василек" курил папиросу, стряхивая пепел в гильзу малокалиберного снаряда. Белоснежный кант воротничка, гладко выбритое лицо, легкий запах трофейного одеколона, тщательно причесанные светло-русые волосы. Всё это вызывало у Шаца, привыкшего к фронтовой неухоженности, подсознательную неприязнь.

Больше всего его раздражали "эсэсовские" перчатки. "Сука, у "юберменьшей" насмотрелся манер!". Откуда ему было знать, что летом сорок четвертого "смершевец" сцепился в рукопашной с абверовцем. Тот был нужен живым. Так получилось, что голой рукой пришлось задирать ствол немецкого автомата, не прекращавшего стрелять. С тех пор на руке был страшный ожог, которого по-детски стеснялся Плаксин.

Позавчерашняя ночь вновь вернула Генриха в казалось ушедшее навсегда боевое прошлое. Чистенький аккуратный мальчик Геня остался в грязи разбитых грунтовок, в лесных болотах и пыли степей, в снегах и промерзших окопах. Сколько раз он, с трудом вытягивая сапоги из того, что именовалось "дорогой" вспоминал голос Эсфирь Соломоновны, своей любимой и любящей мамочки: "Геня, ты должен следить за собой! Как могут уважать люди неопрятного и неухоженного человека? Он же не уважает сам себя, не желая заботиться о своем внешнем виде!" Бриться холодной водой без мыла или стираться в траншее, где воды по щиколотку — даже не смешно, глупо. Там, на фронте, уважали не за отсутствие щетины и начищенность сапог.

Притушив папиросу, Плаксин поднялся.

— Здравствуйте товарищ старшина! Я майор Плаксин. Начальник оперативного отдела Областного управления МГБ. Мне поручено вас курировать. У нас тут появилась парочка вопросов…

Генрих, молчал, ожидая продолжения. Его взгляд блуждал за той половинкой окна, с которой убрали газету, выполнявшую роль занавески. В Москве, по настоянию Сереги, он согласился сотрудничать с МГБ. Это решение, давшееся с большим трудом, позавчера сослужило хорошую службу. Но жизнь порой устроена так, что за маленькие плюшки успеха приходится поступаться своей чем-то внутри себя. Сейчас с него потребуют доносить на друзей. В нем сейчас жили противоречивые желания. "Сотрудничать" с ведомством в васильковых фуражках ему претило. Идти на открытый конфликт — искалечить будущее не только себе, но своим товарищам.

"Курирующий" начал издалека. Сесть не предложил, показывая кто здесь начальник, а кто подчиненный:

— Скажите-ка Генрих, почему у одного из расклейщиков листовок эксперты насчитали аж восемнадцать пулевых попаданий?

"Он что, решил на этом "поймать" бывшего разведчика? Два раза "ха-ха"!

— Понимаете, товарищ майор, у меня же "шмайсер" был. А у них порой "автоматика" клинит и пока не выстрелит все патроны — не остановить! Я пока выбил рожок все руки обжог! — И Шац с самым честным выражением лица продемострировал якобы обожженые руки — У вас, что не было таких случаев?

Плаксин смотрел на наглеца и потихоньку закипал. Это хамло несет чушь несусветную, намекая на отсутствие боевого опыта. С большим трудом он сдержался, чтобы не показать этому моральному уроду свою руку. Поднявшись, подошел ближе: