Черная кровь ноября

Врачи с Кристиной обращались ласково и подобострастно. Ей это не нравилось. Однажды она попыталась поговорить нормально, но дружелюбная, называющая ее «девочка моя» гинеколог бросила на нее испуганный затравленный взгляд и стала совсем ласковой, а в голосе сразу появились нервные писклявые нотки.

Когда Алексей привез Кристину сюда, первый осмотр прошел в его присутствии. Он хотел услышать подтверждение слов Кристины и Киндеирна, а также то, что он узнал, применив загадочные артефакты, заряженные сердцем.

Унизительный осмотр и разговор Кристина помнила короткими вспышками. Ее непрерывно мутило от таблеток, которые заставлял принимать Алексей, – или, возможно, от тех вещей, при помощи которых ее проверяли.

У нее взяли множество анализов, устроили массу проверок – а на следующий день повторили.

Ей никто ничего не говорил, но по обрывкам фраз она догадывалась, к чему все идет.

«Этот ребенок точно ее?»

«А чей еще он может быть?»

«Вам платят не за вопросы, а за ответы».

«Я не вижу никаких признаков пересадки яйцеклетки».

«Вы не признаки ищите, признаков не будет. Проверьте ДНК или что там еще нужно!»

«Но как это возможно без пересадки?»

«Что я говорил про вопросы?»

Слишком много сложных слов, прорывавшихся сквозь муть в голове и боль между ног от бесконечных процедур и осмотров. Врачи подтвердили – да, ДНК у ребенка только от Кристины.

«Технически такое – вероятно, а на практике – не представляю…»

«Не ваше дело!»

После того как разобрались с беременностью, принялись хлопотать с чем-то другим. Крови стали брать больше – настолько, что Кристина падала в обморок, и к ней приставили работницу столовой, которая теперь стояла над душой и заставляла доедать все на тарелке: печеночное суфле, салат со свеклой и чесноком, гречку, яблочные оладьи, а потом допивать гранатовый сок. В Кристину столько еды не помещалось, но Алексея здесь боялись больше, чем ее, поэтому мотивация у сотрудников была.

«В ней есть то, что нужно эльфоублюдку. И то, чего у него нет. Всего-то и надо – найти».

«Ты выяснил, как работал реактор?»

«Это было его сердце. И его вырезали, чтобы оно держало мир, понимаешь? Значит, мы можем создать схожий реактор, но из человеческого».

«Твоего?»

«Надеешься от меня избавиться? Нет, конечно».

В какой-то момент все резко закончилось. Алексей уехал, и служащие санатория вздохнули с облегчением. Кристина по-прежнему сдавала анализы каждое утро, доедала все на тарелке, принимала неизвестные таблетки, проходила процедуры, но ее уже не мучили и разрешили гулять в зимнем саду в одиночестве. Она с радостью сбегала туда после завтрака и обеда и даже прохаживалась по пустым коридорам надземных этажей, разглядывая в окна умиротворяющие снежные пейзажи. Еще много спала – делать было совершенно нечего.

Во сне к ней и явилась однажды… песня.

Сначала она ее не запомнила. Лишь проснулась после мутного дневного сна, оставлявшего раньше ощущение духоты, и почувствовала, что впервые за много дней – отдохнула. И проголодалась, что было совсем нереально, учитывая, сколько еды в нее запихивали пять раз в сутки по расписанию.

Пошла в столовую, заглянула в окошко выдачи и, не обнаружив никого из персонала, нагло ухватила большое желтое яблоко из таза с надписью красной масляной краской «Полдник, 1 корп.».

Яблоко было хрустким, твердым и брызгалось соком во все стороны, пока Кристина жевала его по пути в палату. И вроде бы у нее прибавилось сил. Никакие кроветворные салаты и коктейли столько не давали.

Ночью песня приснилась снова.

Кристине казалось, что она лежит, спеленутая по рукам и ногам, под землей, – и не в гробу, а просто в яме. С низкого свода при каждом движении падают комья грязи, жуки и влажные черви. Она их не видит, только ощущает – ведь глаза залеплены какой-то вязкой смолой. Как и рот, поэтому позвать на помощь она не может.

Страха нет – есть ощущение густой безнадежной тоски, словно все правильно, она умерла, жизнь кончена и больше не будет ничего и никогда.

И вот в эту глухую муть проникает странный звук. Как дрожащая струна, как одна чистая нота флейты, как голос, звенящий где-то далеко-далеко.

Что-то внутри Кристины, давно забывшее, как это – радоваться и надеяться, вдруг встрепенулось и откликнулось – на эту ноту, на этот голос.

Кристина могла бы не запомнить сон или, наоборот, узнать, что там дальше, но все прервал громкий звук сирены.

Кристина подскочила в кровати, задыхаясь, будто и правда выбралась из-под земли. Заунывный вой, от которого заныли зубы, разносился по коридорам, отражался эхом в пустых холлах и навевал неизбывный ужас.

Она выскочила за дверь в чем была – и увидела сонных и встрепанных постояльцев санатория. Они зажимали пальцами уши, в панике косились на репродукторы под потолком и жестами спрашивали друг у друга, что случилось.

Никто не знал.

Сирена выключилась столь же внезапно, как и включилась.