Отворяясь, скрипнула инкрустированная перламутром дверная створка, и, освещенный светом факела, командир отряда преторианцев шагнул в спальный покой. Тяжело ступая, он прошествовал через арку, задев плечом мраморную статую, прогромыхал по мозаичному полу подошвами катул и остановился перед широким брачным ложем. Сквозь неплотно сжатые веки Валерия видела, как Клавдий, проснувшись, испуганно вскинулся на подушке, лицо его задергалось, и лоб покрылся бисеринками пота.
– К-к-какую в-весть ты м-м-мне несешь, ц-ц-центурион? – Губы несчастного тряслись, слова вязли на языке сильнее обычного.
– Тиберий Клавдий Друз, тебя ждет император! – прогрохотал глава императорской охраны, освещая факелом роскошные покои дяди Калигулы.
– В с-с-толь поздний ч-ч-час? – щурясь, ответствовал Клавдий. – Н-н-нельзя ли о-о-обождать мне д-до утра?
– Приказ явиться немедленно!
– Да-да, я с-с-сейчас, – тряся головой, забормотал патриций.
На подгибающихся ногах он поднялся с кровати и, потянувшись, подхватил подвесной молоточек и стукнул им в медный диск для вызова слуг. Тут же возник, словно из ниоткуда, прислуживающий в спальне раб с заранее приготовленной белой туникой с пурпурной окантовкой. Клавдий поспешно одевался, подобострастно поглядывая на центуриона, стараясь угадать по его лицу, что уготовил для него венценосный племянник.
Как только дворцовая стража увела супруга, Мессалина села на кровати, обхватив колени руками и остановившимся взглядом уставившись в окно. Вот сейчас преторианцы приведут ее мужа к Калигуле, и император, рассказав о похождениях Мессалины, спросит дядюшку, что тот хотел бы сделать с неверной? Способов казнить изменницу было не меньше сотни. Можно живьем содрать кожу. Можно колесовать. Четвертовать. Обезглавить. Залить в глотку расплавленный свинец или потребовать, чтобы блудница сама наложила на себя руки.
Валерия бранила себя за неосмотрительность, кусала губы и, глядя в окно на серебряный серп луны, вдруг вспомнила свою нелюбимую мать. В тяжелые моменты Домиция Лепида всегда взывала к Гекате, и Богиня Тьмы и Колдовства не оставляла ее своей заботой. Из уст перепуганной юной патрицианки сами собой полились слова молитвы, которая шла из самого ее сердца.
– Темная Мать, возьми меня под свою защиту! – шептала Мессалина. – Не оставляй, не покидай в тяжелую минуту! Душа моя наполнена тьмой, и тьма вокруг меня, и я сама есть тьма! Тьма вечная и бесконечная. Возьми меня, раствори в себе, укрой от беды, защити и спаси…