Желание еще раз познать полет занимало все мысли Валерии, и она не замечала, что творится дома. А между тем Мессала Барбат, узнав о нападении раба на дочь, разослал во все концы империи центурионов с приказом найти взбунтовавшегося иудея, особой приметой которого стал свежий шрам на левой щеке. Сенатор поклялся Юпитером Громовержцем, что глаз не сомкнет до тех пор, пока не изловят мерзавца. Воинственный настрой патриция подогревала супруга. Больше всего матрона Лепида опасалась, что беглый раб в поисках справедливости вернется к ним в дом и попытается рассказать о случившемся сенатору Мессале. И женщина приложила все усилия, чтобы не дать рабу ни малейшего шанса ее выдать. Патрицианка с утра до вечера живописала мужу о ловкости и коварстве Исаака, и скоро сенатору стало казаться, будто негодяй непременно вернется, чтобы отомстить бывшим хозяевам и доделать то, что ему помешали совершить в прошлый раз, – убить его дочь. Отец Мессалины твердо уяснил основную мысль, которую пыталась донести до него Лепида. А именно, что нужно сыграть на опережение и, как только Исаак появится возле их дома, убить его первым.
В ту ночь сенатор Мессала принимал гостя. В центре богато обставленной залы, потолок которой был расписан изображениями Венеры и Амура, под сладострастную музыку, извлекаемую из флейт и бубнов чернокожими музыкантами, извивались гедесские танцовщицы. Их маленькие ножки в браслетах с колокольчиками грациозно притопывали по выложенному мозаикой полу. В глубине залы, на двухместном ложе, рядом с хозяином полулежал, облокотившись, Клавдий. Перед гостем возвышался столик с ножками в виде лап грифона, инкрустированный перламутром, серебром и слоновой костью. Столешница была уставлена золотыми блюдами с изысканной снедью, а амфоры с вином покоились в специальных серебряных сосудах, заполненных льдом.
Когда вино в хрустальной амфоре, бессчетной за этот долгий вечер, подошло к концу, Клавдий хлопнул в ладоши, подзывая мальчишку-арабчонка, чтобы тот помог ему опорожнить желудок. Мессала Барбат сделал знак, и музыка смолкла, не смея отрывать высокого гостя от процедур. И в тишине, прерываемой лишь звуками изрыгаемой в таз пищи, послышались тяжелые шаги, доносившиеся со двора дома. Хозяин приподнялся на ложе, настороженно прислушиваясь. Шаги прогрохотали по плитам и затихли у гинекея. Сенатор схватил со стола нож, которым разделывал птицу из Фаза, и торопливо выбежал во двор.