– Мой дорогой Банни, что, по-твоему, я делал всё это время? Ничего здесь нет. В Чиппендейле нет замков, которые не открыть с помощью простого ножа, а в полу ни одной подозрительной половицы, я проверил их все прежде, чем ушёл посыльный. В дымоход и заглядывать нет смысла, в таких домах его регулярно чистят. Да, думаю, я готов проверить спальню.
Кроме спальни оставалась лишь ванная; ни кухни, ни комнаты для прислуги – в Кинг Джонс Мэншенс они не нужны. Я подумал о том, чтобы заглянуть в ванную, пока Раффлс направлялся в спальню, потому что меня мучила ужасная мысль, что всё это время хозяин может скрываться где-то в квартире. Но ванная комната оказалась пуста. Я обнаружил Раффлса в абсолютной темноте, высунувшимся из окна спальни. Я нащупал выключатель у двери.
– Выключи свет! – гневно выкрикнул Раффлс. Он отошёл от подоконника, тщательно прикрыл жалюзи и шторы, затем включил свет. Лампа осветила его лицо, нахмуренное, скорее от сочувствия, чем от злости. Раффлс только покачал головой, глядя как я опустил свою.
– Всё в порядке, старина, – уверил он. – Но в коридорах есть окна и слуги могут увидеть свет там, где его быть не должно, ведь мы должны быть в гостиной. Но у нас есть повод для радости, Банни! Это ТА комната; посмотри на этот дополнительный болт на двери, он специально заказал его, а ещё здесь пожарная лестница у самого окна! У него есть способ улизнуть из квартиры, если понадобится. Я его недооценил, Банни. Ты можешь поставить последний грош на то, что если в квартире и спрятано награбленное, то только в этой комнате.
Но в комнате было совсем немного мебели и ничего не было заперто. Мы посмотрели везде и всё безрезультатно. Гардероб был заполнен свисающими пальто и брюками, выдвижные ящики – мягким шёлком и тончайшим льном. Сама кровать была настолько жёсткой, что не понравилась бы и анахорету. В комнате не было и уголка для того, чтобы спрятать сокровища. Я всё же заглянул в дымоход, но Раффлс велел не вести себя глупо и спросил, слышал ли я хоть слово из того, что он сказал. Он был в ужасном расположении духа. Пожалуй, в худшем из всех, которые я видел.
– Тогда у него ячейка в банке, – прорычал Раффлс. – Клянусь чем угодно, я не ошибаюсь в своём мнении о нём!
Я не стал спорить с ним. Но я просто не мог не предложить ему, что сейчас самое время уйти, пока мы не совершили ошибку. До полуночи ещё было время.
– Предлагаешь выставить себя дураками и капитулировать? – огрызнулся Раффлс. – Ну уж нет! Он ведь может прийти сюда с бриллиантами Кирклитхэм! Делай, что хочешь, Банни, но я останусь.
– Я не покину тебя, – парировал я, – иначе ты будешь избит человеком, который лучше тебя.
Я позаимствовал его тон и ему это совсем не понравилось. Таким, как он, это не нравится. На секунду я подумал, что Раффлс ударит меня… в первый и последний раз в его жизни. Пусть только попробует. Кровь стучала мне в виски. Я был готов отправить его к самому дьяволу. И я подчеркнул оскорбление, пожав плечами и кивнув в сторону огромных булав, расположенных у каминной решётки по обе стороны от дымохода.
В одно мгновение Раффлс схватил булавы и стал крутить их вокруг своей седой головы в смеси детской обиды и юношеской задиристости, которые, как я полагаю, ему не совсем к лицу.
И вдруг, пока я наблюдал за ним, его лицо изменилось, оно заметно смягчилось, засветилось, и он мягко положил булавы на кровать.
– Они недостаточно тяжелы для своего размера, – быстро проговорил он, – и, клянусь богами, они разного веса!
Он встряхнул булавы одну за другой обеими руками, поднося их близко к уху, затем осмотрел их тщательно под электрическим светом. Я понял, что он пытается обнаружить, и заразился его сдерживаемым волнением. Мы молчали. Раффлс достал из кармана портативный набор инструментов, который он называл ножом и всегда носил с собой, вооружившись буравчиком, он передал мне одну из булав. Машинально я зажал тонкий конец под мышкой, а широкий предоставил Раффлсу.
– Держи покрепче, – прошептал он, улыбаясь. – Он намного умнее, чем я думал. Ты посмотри, какую уловку он использовал, я бы и не додумался до этого. Вот только… я бы распределил вес абсолютно ровно.
Он ввернул буравчик в дно булавы около края, и мы попытались повернуть каждый свою часть в противоположных направлениях. Какое-то время ничего не происходило. Затем внутри что-то поддалось, и Раффлс тихо выругался. И ещё минуту после этого он, держась за буравчик, вращал и вращал рукой, будто играл на шарманке, а донышко плавно выдвигалось наружу, скользя по тонкой резьбе.
Булавы оказались полыми, как рога для вина, мы не стали останавливаться и рассматривать, что было в пакетиках, которые посыпались из первой, а сразу же перешли ко второй булаве. Пакетики были восхитительно тяжелы в руке и завёрнуты в вату так плотно, что некоторые склеились между собой, сохраняя форму булавы, даже когда выпали из неё. А когда мы открыли их… но пусть говорит Раффлс.