Черная маска. Избранные рассказы о Раффлсе

– А что вы делаете здесь, на фронте?

Мне почему-то показалось, что Раффлс вот-вот улыбнётся, но его сжатые губы не дрогнули, а лицо осталось таким же пепельно-бледным, каким оно стало ещё в овраге, когда Коннал произнёс его имя. И лишь глаза его загорелись при последнем вопросе.

– Воюю, сэр, – ответил он так же просто, как и любой солдат.

Командир лишь склонил седую голову и ничего не сказал. Он знал жизнь не по учебникам, наш генерал, и всегда поступал по-своему, за что мы его и любили. Уверен, что и он любил наш неотёсанный, буйный, но отважный корпус, носивший его имя. Однажды он сказал, что знает что-нибудь о большинстве из нас. Должно быть, слышал и о некоторых деяниях Раффлса. Но он лишь качнул головой.

– Вы знали, что он выдаст вас? – спросил он после долгой паузы с лёгким кивком в сторону охраняемой палатки.

– Да, сэр.

– Но вы подумали, что дело стоит того?

– Я подумал, что это необходимо, сэр.

Генерал замолчал, барабаня пальцами по столу в глубокой задумчивости. Затем он поднял взгляд на нас и сообщил своё решение, за которое мы ещё больше полюбили его.

– Я во всём тщательно разберусь, – объявил он. – И лично поговорю с офицером, имя которого было здесь упомянуто. А пока вы можете продолжить… воевать.

IV

Капрал Коннал заплатил за своё преступление прежде, чем солнце поднялось над занятым врагами холмом. Против него, кроме нашего прямого свидетельства, было много косвенных улик, так что после короткого разбирательства и ещё более кратких формальностей негодяя наконец расстреляли. И это было единственным хорошим событием в тот день, который начался для нас сидением в кустах над оврагом, а к полудню настал мой черёд.

На предыдущих страницах вы не найдёте упоминания о ране, которая оставила меня хромым на всю оставшуюся жизнь, потому что я не хотел говорить о ней до нужного момента. Вскоре вы и сами поймёте, почему я не торопился описывать данный инцидент. Раньше я думал, что шрамы, полученные на службе своей стране – лучший трофей, которым может гордиться мужчина. Но взгляд на свой шрам удручает меня каждое утро. В частности потому, что я не успел быстро найти укрытие, с чем – к вящему моему стыду – весь наш маленький, но стойкий отряд справился превосходно.

Пуля прошила бедро навылет, пробив кость, но, к счастью, не задела седалищный нерв, поэтому было не так больно, как могло бы, однако достаточно, чтобы превратить меня в светло-коричневую кучку. Переползая по-пластунски, мы хотели взять холм, чтобы улучшить свою позицию, но тут огонь противника стал столь плотным, что несколько часов мы не могли двинуться – ни вперёд, ни назад. Но не прошло и минуты, а Раффлс уже был рядом со мной, чудом избежав пуль, свистящих над нами, и не успел я опомниться, как он уже оттащил меня за камень и перевернул на спину, опускаясь на колени и разматывая бинт. Я умолял его не высовывать головы и прижаться к земле, но он ответил, что наши судьбы ведомы лишь богам и на какой-то момент его тон изменился до неузнаваемости, как изменилось его лицо сегодня утром. Однако, чтобы угодить мне, он чуть пригнул голову, а когда сделал всё, что может сделать один товарищ для другого, воспользовался укрытием, которое нашёл для меня. И вот мы лежим рядом в вельде, под слепящим солнцем и шквальным огнём… Наверное, мне следовало бы описать, как видит этот вельд раненый, когда всё плывёт и мерцает в глазах. Но когда я, стараясь припомнить, закрываю глаза, всё, что всплывает в памяти – это напряжённое загорелое лицо Раффлса, всё ещё чуть более бледное, чем обычно. Вот он быстро прицеливается и стреляет, вот вглядывается вдаль, чтобы понять, попал ли, брови подняты, глаза широко раскрыты. Иногда он поворачивался ко мне, чтобы сказать пару слов, которые заставляли меня усмехнуться бледными губами. Он не переставал говорить, и я знал, что он делает это ради меня. Ведь я, представьте себе, не мог видеть ничего, кроме Раффлса. Он и был для меня всей битвой тогда… А сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что он для меня – вся война.

– Как насчёт сигареты? Это взбодрит тебя, Банни. Нет, для такого случая я приберёг вот эти, в серебряной бумаге. Вот, прикури… Итак, Банни достаётся Салливанз! Честь и хвала отважному кролику!

– Да уж, меня действительно подстрелили как кролика, – сказал я, выпуская одинокие облачка в синеву неба и желая, чтобы они подольше продержались. Меня лихорадило, и я перестал чувствовать простреленную ногу.

– Погоди-ка, – сказал Раффлс, морщась, – там один в серой шляпе глубоко засел, хочу добавить её к своим трофеям в знак мести… Вот! А нет… нет! Нужно целиться чуть выше. Чёрт! Патроны кончились. Как тебе Салливанз, Банни? Наверное, лучше и быть не может – курить его в вельде с дыркой в ноге!

– Сигарета мне помогла, – сказал я и, наверное, так и было. Раффлс прилёг рядом, глядя на меня и беря в руки патронташ.