Черная медведица

Мишка аккуратно приподняла двумя пальчиками белоснежный уголок и умыкнула еще пышащий жаром пирожок. Он обжигал пальцы, вынуждая перебрасывать добычу из руки в руку. Надломилось, наконец, поджаристое тесто. Из источающей ароматный дымок сердцевины выглянули распеченные нежные чуть розоватые ягоды.

– Молока налей, – рассмеялась Ула, глядя на Мишку, откусывающую от пирожка горячие крошки. Та махнула рукой и ускользнула на улицу.

Сидеть на берегу реки спиной к дереву она тоже полюбила. Жаль только, что пирожок слишком быстро закончился. Во рту все еще оставалось сладкое земляничное послевкусие. Мишка раздумывала, сходить ли за еще одним пирожком или поддаться этой послеполуденной неге и подремать в теньке. Как выбрать между восхитительным и замечательным? Она расслабленно улыбнулась и поерзала, устраиваясь поудобнее.

Вечером вся семья собралась у костра на берегу реки.

Солнце уже скрылось за верхушками гор, рассыпая по мохнатым склонам последние бордово-оранжевые всполохи. Едва ощутимый, уже чуть прохладный ветерок стаскивал из расщелин нежный серебристый туман и укладывал его над рекой слоями, как легкие взбитые сливки на изысканный десерт. Мишка не переставала удивляться величию этих гор. Суровые, каменистые, поросшие колючими темно-зелеными елями и нежно-изумрудными кустами и березами. Горы преподносили уроки, учили, кормили и защищали живущих здесь людей и животных. Здесь, в горах, Мишка остро ощущала собственное единство с природой. Звериная сущность слилась и сплелась с этой землей, рекой, ручейками, облаками, тягучим и таким ароматным воздухом.

Все разместились ровным кружком на ковриках, принесенных из дома. Бодро прыгало по дровам уютное языкастое пламя, облизывая и разгрызая полыхающие деревяшки. По краям костра уже прогорели дрова, и все закапывали палочками в шипящие тлеющие угольки овальные картофелины. Мишка выгребла из костра очередной клубень и, соскоблив с него серебристую пепельную корочку, умяла печеную картошку, заедая ее поджаренным на том же костре хлебом. Кто-то передал ей кружку с наливкой, кто-то предложил соли.

Айгир обнимал за плечи Найрани. Яридан бегал от края рощицы до костра, засовывая в огонь упавшие сухие веточки. Ула прижималась спиной к Кириану, который обвил рукой ее талию, спрятав пальцы под ее шалью. Яра примостилась на коврике Микана и украдкой, незаметно старалась придвинуться все ближе.

Мишка потягивала наливку. Яра на нее не смотрела. Вообще не замечала. Или, может, просто делала вид. Девушка тянулась к мужчине. Мишка видела это так же ясно, как узор на своей кружке. У Яры есть такая роскошь – выбрать себе мужчину. Она имеет право смотреть на охотника, как кошка на сметану. Имеет право быть рядом. Имеет право на семью и на спокойную жизнь здесь. Яра смотрела на Микана с обожанием. Но отсутствие ответного интереса к девушке во взгляде Охотника неожиданно порадовало. Не мечтай, милая! Воображение непрошенно подсунуло картинку, на которой она сама, Мишка, сидела на коврике рядом с ним, доливала ему наливку в кружку и делила спекшиеся картофелины на двоих.

Двое… Это, наверное, волшебное чувство – ощущать себя чьей-то парой. Засыпать вместе, просыпаться вместе, делить тепло и тяготы. Любить. Это слово казалось запретным плодом. Изысканным лакомством. Мишка посмаковала его на языке. Оно отзывалось щемящим и теплым чувством в груди. Это слово даже прийти на ум не могло там, в серых стенах арены. А здесь, сейчас оно витало в воздухе. Казалось правильным и естественным. Она бы хотела любить. Когда-нибудь. Чтобы кто-то родной рядом, чтобы семья, чтобы был маленький домик в горах, чтобы поленья в печке потрескивали, чтобы ждать кого-то и встречал кто-то. Фантазия разыгралась, растравила, растревожила. Дразнила образами, так некстати вплетая в них кого-то неудержимо похожего на держателя щита.

Яридан уговаривал ее пойти поиграть. Он прыгал вокруг нее, уговаривал, тянул за руку и не замолкая говорил: «Пойдем, Мими! Давай же, Мими!». Айгир, услышав новое прозвище Медведицы, не упустил шанса засыпать ее подколками. Все улыбались. Никто не посчитал необходимым как-то заткнуть этот фонтан красноречия. «Такой же настырный, как и его сын», – подумала она с улыбкой. Пусть болтает.

Мишку абсолютно не трогало сейчас то, какие витиеватые формы сооружал Айгир из этого прозвища. Не задевало. Как у него получается дразнить ее, не оскорбляя и не давя? А, может, это она перестала вдруг ждать оскорблений и злобы в свою сторону?

Микан тоже молчал. Только иногда посмеивался, глядя ей в глаза поверх костра. Свет от пламени стер мелкие тени с его лица, оставив только главные. Деление на светлое и темное.

Шевелиться не хотелось. Она приросла к коврику. Согревает ноги тепло от огня. Вкусно пахнет костром и едой. Заманчиво подрагивает в кружке ягодная наливка.

Мальчик, потеряв надежду добиться от нее хоть каких-то шевелений, плюхнулся на коврик между ней и матерью. А спустя минут пятнадцать он уже дремал, примостив головку на коленях Мишки, а ноги сложив на Найрани.