Подойдя наконец к цели беседы, Балджер опроверг утверждение, будто о полицейской операции ему сообщил кто-то из ФБР. Он заявил, что узнал о прослушке от одного сотрудника полиции. В нарушение всех правил конфиденциального сотрудничества Балджер отказался назвать имя детектива, отметив только, что получил предупреждение по дружбе, а не с помощью подкупа, так что «о коррупции речи нет». Полицейские пришли бы в ярость, услышав подобный ответ. Нежелание Балджера указать предателя в их рядах сочли бы наглым блефом, возмутительным и противозаконным. Сархатту следовало применить к зарвавшемуся гангстеру стандартные административные меры: ты выдаешь доносчика, или наше соглашение на этом расторгается. В противном случае Балджер и впредь получал бы сведения от мифического «оборотня в погонах», а честные детективы вроде Боба Лонга, Джека О’Мэлли и Рика Фрейлика рисковали бы жизнью, выслеживая врага, который знал наперед о каждом их шаге.
Но Сархатт лишь поморгал и продолжил беседу.
Встреча в отеле аэропорта только усилила беспокойство Сархатта. В машине по пути в офис он продолжал размышлять, можно ли доверять Балджеру. Новый человек в городе, Сархатт не успел еще обзавестись союзниками. Его агенты из отдела по борьбе с организованной преступностью явно хотели сохранить контакт с Балджером и использовать его в предстоящем расследовании против мафии. Не зная, как поступить, Сархатт обратился к О’Салливану с вопросом: что будет, если прекратить сотрудничество с Балджером?
О’Салливан с возмущением набросился на него, крича, что разразится настоящая катастрофа. Прокурор в присущей ему резкой, самоуверенной манере заявил Сархатту, будто Балджер – ключевая фигура в главном деле против коза ностра, в организации электронного наблюдения за домом 98 по Принс-стрит. Слова «ключевая фигура» стали надежным щитом, охранявшим Балджера от любых нападок. Тайное соглашение ФБР с особо ценным осведомителем осталось в силе. Удивительным образом за какие-то несколько недель Балджер из досадной обузы и нарушителя спокойствия, сеющего вражду между правоохранительными ведомствами, превратился в ключ к светлому будущему. Коннолли и Моррис славно потрудились.
Конечно, О’Салливан, одержимый стремлением уничтожить бостонскую мафию, рассматривал дело Балджера под своим углом зрения. Он хватался за все, что могло помочь в нейтрализации братьев Анджуло, и собирался при помощи агентов отдела по борьбе с организованной преступностью подобраться к мафиози поближе. Прокурор видел в Балджере средство для достижения цели, потому и посоветовал Сархатту держать информатора при себе, «невзирая на род его занятий», иными словами – закрыть глаза на темные дела гангстера. Рекомендация О’Салливана решила исход дела. Сархатт мог бы примириться с недовольством агентов, но приобрести врага в лице генерального прокурора ему совсем не улыбалось.
Использовав тактику двойной атаки, Коннолли поспешил отослать Сархатту пространную служебную записку, в которой обосновал необходимость продолжения сотрудничества с Балджером, перечислив все его заслуги за истекшие пять лет. Хотя недавний визит Уайти в логово Анджуло оказался бесплодным – новых сведений агенты не получили, – Коннолли представил посещение Принс-стрит как выдающееся достижение, объявив Балджера одним из «наиболее ценных источников информации» в истории ФБР последних лет.
Записка была откровенным пиаровским ходом. Увлекшись пустословием, Коннолли изобразил Уайти Балджера едва ли не борцом с преступностью. Изрядно приукрасив скромные заслуги гангстера, Джон приписал ему и мнимые подвиги – помощь в раскрытии убийств, спасение жизни двум федеральным агентам и предоставление особо важных, сенсационных сведений в громком деле об ограблении банка. Моррис внес свою лепту, поддержав Коннолли. Он заявил, что исключение Балджера из списков осведомителей ФБР нанесет «серьезный удар» по отделу.
Второго декабря 1980 года записка легла Сархатту на стол. К тому времени глава бостонского отделения бюро уже обсудил дело Балджера со всеми заинтересованными сторонами. Настало время принять решение. Сархатт лично встретился с информатором, выслушал яростные протесты двух ведущих агентов и выдержал натиск самого влиятельного прокурора в городе. В итоге все его возражения свелись к единственному замечанию, нацарапанному в уголке пламенного послания Коннолли. Пытаясь сохранить лицо, Сархатт распорядился, чтобы «щекотливый вопрос» о целесообразности дальнейшего сотрудничества занесли в досье Балджера и через три месяца рассмотрели вновь. Однако речь шла об обычной бумажной рутине. Коннолли облегченно перевел дыхание. Ему предстояло состряпать еще один рапорт, на котором Моррис поставит свою резолюцию. Уайти одержал победу.