К 2008 году всем уже было ясно, что Коннолли – волк в овечьей шкуре. Это подтверждалось снова и снова – и на слушаниях под председательством судьи Вулфа, и на других судебных заседаниях, и во время его собственного процесса в Бостоне. Уже не вызывал вопросов сам факт превращения Коннолли – уроженца Бостона и федерального агента – в коррумпированного сообщника Уайти Балджера и Стиви Флемми.
Но в убийцу?
В самом ли деле Коннолли в 1982 году сообщил Уайти и Стиви о том, что бостонский бизнесмен Джон Каллахан заявил на них в ФБР, и тем самым стал невольным соучастником убийства Каллахана?
Именно так считали прокуроры, и утром 15 сентября 2008 года Коннолли был доставлен из тюрьмы, где он отбывал заключение в одиночной камере, в зал судебных заседаний округа Дэйд, штат Флорида, на слушания по делу об убийстве.
Процесс проходил в Майами, поскольку именно в Майами Каллахан был убит. Открыл заседание Фред Вышак, который в течение полутора часов знакомил присяжных с основными подробностями криминальной жизни Бостона за последние тридцать лет. Все это время Коннолли внимательно слушал, сидя за столом защиты. В темном блейзере и светлых брюках, с недавно подстриженными волосами, Коннолли выглядел лучше, чем на фотографиях из тюрьмы, на которых он одет в оранжевый тюремный комбинезон. С бесстрастным лицом он вносил пометки в блокнот.
Несмотря на то что убийство произошло во Флориде, объяснение ему следовало искать в Бостоне. Убитый был из Бостона, а Коннолли из Саути. Среди свидетелей по делу проходили следователи, которые пытались расследовать преступления Балджера, бывший начальник Коннолли Джон Моррис и даже Тереза Стэнли. Жуткое впечатление производили «солдаты» из банды Балджера: Джонни Марторано, Стивен Флемми и Кевин Уикс. Во время слушаний по делу Марторано раскрыл некоторые подробности ситуации, которая привела к убийству, а также спокойно поведал о совершенных им двадцати убийствах. Флемми тоже рассказал о своих, а затем сообщил о том, что Коннолли еще агентом получил от них с Балджером 235 тысяч долларов в виде платы за услуги, а еще – разрушал расследования и сливал им информацию, приведшую в итоге к нескольким убийствам, в том числе к убийству Каллахана. Он также рассказал, как однажды, во время раздела прибыли от торговли наркотиками, Коннолли пошутил: «Эй, а где моя доля? Я же один из вас».
Коннолли не стал давать показания. Более десяти лет он красовался перед журналистами, но так и не дал никаких показаний под присягой, хотя у него для этого имелись все возможности, начиная со слушаний под председательством судьи Вулфа и заканчивая процессом по обвинению в убийстве. После семи недель судебных заседаний и тринадцати часов прений суд присяжных Майами признал Коннолли виновным в убийстве второй степени за сговор с Балджером и Флемми с целью убийства Каллахана, сорокапятилетнего бухгалтера и бизнесмена из Бостона. Коннолли приговорили к сорокалетнему тюремному заключению, что с учетом возраста Коннолли (ему исполнилось шестьдесят восемь лет) было равносильно пожизненному заключению. Он и его адвокаты подали апелляцию, но всем было ясно, что с Коннолли покончено навсегда.
Помимо Бюро, сам город также продолжал оценивать ущерб и задаваться вопросом, как такое могло случиться. В чем была главная причина? В двух парнях с одной окраины – Коннолли и Балджере, – чья верность друг другу перевесила все остальное? В серьезных просчетах властей? Или же в свойственной человеческой природе склонности ко злу и самообману? Возможно, во всем сразу. Ущерб, нанесенный Балджером, и в самом деле было трудно оценить. Поговаривали даже, что коррупция поразила в самое сердце не только Саути и ФБР, но вообще все на свете: сенат, полицию, общественную жизнь.
В колонке, опубликованной в конце 1999 года, писатель Джеймс Кэрролл, обладатель Национальной книжной премии и постоянный автор «Бостон Глоб», так рассуждал о «моральной слепоте», проявлявшейся по отношению к любой попытке заговорить о братьях Балджерах:
«Много лет большая часть политической элиты Массачусетса закрывала глаза на жестокости Джеймса Балджера, что со временем превратилось во всеобъемлющую моральную слепоту. Недвусмысленно проявлявшаяся терпимость к его персоне разрушала не только правоохранительные службы, но и саму власть, поощряя общественный цинизм, распространяя страх и превращая общественный сектор в соучастника убийцы.
Очевидно, что все это связано с ролью брата Джеймса Балджера, Уильяма, бывшего председателя сената. Конечно, никто не стал бы возлагать вину за преступления Джеймса Балджера на его брата просто потому, что он проявлял братскую любовь, несмотря ни на что. Но бывший председатель сената пошел гораздо дальше. Он первым начал закрывать глаза на проделки своего брата – и тем самым дал другим моральное основание делать то же самое».
«Под магическим обаянием остроумия Уильяма Балджера Джеймс Балджер превращался в забавную фигуру», – размышлял Кэрролл.