Черная месса

Исходя из статуса «источника» в то время, было принято решение о приостановлении контактов с ним до окончания расследования. Теперь же расследование прекращено, что отражено в многочисленных материалах суда.

Самое главное, сообщали два бостонских агента, что Балджер не был осужден. «По решению прокурора по этому делу никакого обвинения, предусматривающего наказание, выдвинуто не было. В соответствии с этим контакт с источником был возобновлен, и он проявляет активное желание передавать информацию». Для агентов не имело значения, что эта информация была ложью: Моррис не упомянул ни единым словом об их тайном лоббировании.

Бостонское отделение, заключал Моррис, считает, что данный источник относится к числу наиболее ценных ресурсов такого рода, принимая во внимание его высокое положение в преступной среде. Впоследствии Моррис признался, что адресовал Балджеру столь лестные слова по настоятельной просьбе Коннолли, стремившегося «поднять» своего подопечного обратно до информатора высшего ранга. Самому Моррису было безразлично, как именно описывать Балджера; главное – чтобы тот продолжал оставаться источником нужной для ФБР информации. Что же касается Коннолли, то для него это имело значение. «Информатор высшего ранга – это еще одно очко в пользу Джона, – отмечал Моррис. – Другими словами, это отражает качество его работы и калибр осведомителей, с которыми он имеет дело». Яркая «этикетка» в основном лишь тешила самолюбие агента и не влияла на детали сотрудничества с Балджером. «Практической ценности в этом не было никакой», – рассуждал Моррис о ранжировании стукачей в ФБР. Тем не менее Балджера и в самом деле быстро восстановили в прежнем статусе.

Все это и были те самые достижения, которые группа собиралась отпраздновать тем летним днем. Более того, вскоре, 3 сентября, Балджеру должно было исполниться пятьдесят. Готовясь к вечеринке, Моррис самым тщательным образом отнесся к выбору блюд и напитков для праздничного стола. Он был знатоком вин, что сразу же отметили Балджер и Флемми. С тех пор они являлись на подобные мероприятия с бутылками хорошего вина для Джона, между собой окрестив агента ФБР «Винишко»[54].

Итак, собравшись в доме Морриса, компания еще раз вспомнила о своих достижениях. Взять, к примеру, Ники Джантурко. Его вполне уже могло и не быть в живых, если бы не альянс, заключенный Коннолли с Балджером и Флемми. В определенном смысле, в результате дела о договорных скачках им удалось вовлечь в свой тесный кружок и прокурора О’Салливана. Позже Коннолли говорил, что именно вмешательство О’Салливана обеспечило юридическую защиту для их «сделки».

По сути, прокурор лично подтвердил неприкосновенность Балджера и Флемми. «Первые несколько лет, которые я встречался с Флемми и Балджером, у нас не было полного взаимопонимания. Его удалось добиться только после дела о махинациях на скачках, после тех разговоров, которые я вел с Джерри О’Салливаном», – скажет впоследствии Коннолли.

Даже учитывая тот факт, что никогда не существовало никакого официального документа, где был бы закреплен иммунитет двоих информаторов от любых судебных преследований – ввиду их особой ценности для ФБР, – это не волновало Коннолли. Для него все по-настоящему важное заключалось в секретных разговорах, подмигиваниях, жестах; самым же главным для этого агента из Южного Бостона была верность данному слову. Стремясь представить свой альянс с преступниками в наиболее благоприятном свете, агенты начали изображать Балджера и Флемми как парочку нарушителей закона, случайно уцелевших после сокрушительного уничтожения банды Уинтер-Хилл. Как частенько говаривал Джон Коннолли, это была эдакая «банда двоих».

Если бы все это было правдой! На самом же деле Балджер и Флемми без дела не сидели. Оставаясь невидимыми для радаров ФБР, они провели большую часть 1979 года в привычных занятиях, будучи настоящими хозяевами своей судьбы. Балджеру особенно удавалась роль кукловода, ведь он умудрялся дергать за ниточки и ФБР, и Коза ностра.