Черная месса

Но и у Халлорана был свой план. Находясь еще на нейтральной полосе, хотя и на грани, можно было вовсю торговаться со следствием. Он решил попробовать заключить сделку с ФБР и попросить защиты у Бюро, предложив ему информацию о бухгалтере-тусовщике, магнате из Талсы и убийце из Южного Бостона в обмен на смягчение приговора по делу о расправе в китайском квартале.

Прошел почти год после памятного разговора с Каллаханом в Норт-Энде об убийстве Уилера. С 3 января по 19 февраля 1982 года Халлоран практически без перерыва сливал информацию в ФБР. Его трижды перевозили из одного тайного дома в другой, где агенты склонили его к сотрудничеству, которое, впрочем, не принесло особой пользы. Они даже надевали на Халлорана микрофон, но бандиты как будто заранее знали об этом и меняли тему разговора, как только Халлоран приближался к ним. В Бюро также потребовали проверить его на полиграфе, но он отказался. Одним словом, допросы Халлорана зашли в тупик, агенты в основном доверяли его истории, но требовали больше доказательств, чем тот мог им предоставить.

* * *

Халлоран превратился в настоящую угрозу положению Балджера в ФБР, когда агент Лео Бранник отправился ко всегда готовому помочь Моррису и попросил его дать посмотреть дело Брайана. Моррис немедленно понял, что показания Халлорана – страшная угроза для их нечестивого союза с Балджером. Правила ФБР запрещали использовать информатора, который в то же самое время фигурировал в расследовании Бюро. Моррис быстро «потерял доверие» к Брайану.

Пока Халлоран мотался между укрытиями ФБР, Моррис рассказал Коннолли, что Балджер обвинен как соучастник в убийстве Уилера. Моррис, конечно, рассчитывал на то, что Коннолли предупредит Балджера о нависшей над ним опасности. Хотя Моррис знал, что такое разглашение тайны следствия может привести к серьезным последствиям для него, он утверждал потом, что не очень-то верил в их вероятность, потому что считал рассказ Халлорана не особенно правдивым.

Все оказалось намного хуже. Агенты, доверявшие показаниям Халлорана, должны были получить у прокурора Джеремайи О’Салливана разрешение на то, чтобы обезопасить информатора из Уинтер-Хилл. Но О’Салливан решительно воспротивился идее включить Халлорана в программу защиты свидетелей, снабдив его новыми документами и предоставив новое место жительства. Для него Халлоран являлся исключительно проблемой, с которой лучше было не связываться. О’Салливан прохладно смотрел на дело Халлорана, считая, что для сотрудничества с ним катастрофически не хватает полезной информации. В самом деле, ситуация с Халлораном была непростой. По сути, его слово противопоставлялось словам Каллахана без каких-либо доказательств; к тому же он отказался проходить проверку на детекторе лжи. Он не преуспел и в предоставлении новой информации о группировке Уинтер-Хилл, даже навесив на себя микрофон.

Но было также понятно, что убедительные доводы, связанные с делом против Анджуло, частично ослепили О’Салливана. «Был ли он частью замысла по защите Балджера? – рассуждал чуть позже другой прокурор. – Получается, что был, сам того не осознавая. Он отказался дать шанс показаниям Халлорана по горячему делу об убийстве без предоставления дополнительных доказательств. Учитывая обстоятельства, смягчить наказание, не имея возможности подкрепить правдивость показаний какими-либо фактами, вряд ли возможно в принципе. Я не уверен, что он мог бы поступить по-другому».

Однако следователи по делу Уилера, утверждают, что О’Салливан явно упустил из вида непосредственную опасность для информатора, сообщавшего щекотливые сведения по крупному делу. Несколько агентов, включая и Роберта Фицпатрика, в то время второго человека в бостонском отделении ФБР, забеспокоились, что Халлорана могут убить, если он не будет включен в программу по защите свидетелей.

Фицпатрик поделился своими опасениями непосредственно с О’Салливаном, но словно поговорил со стенкой. «О’Салливан не поверил Халлорану, – вспоминал Фицпатрик. – Для него Халлоран был тем, кто пытается нажиться на этой истории, наркоманом, которому не стоило доверять. Я пришел к нему и сказал: “Послушайте, мои ребята приходили ко мне и просили, чтобы я убрал его с улицы, что он в опасности”. Он ответил лишь, что “мы об этом поговорили, я вас понял, дам вам знать”, что попросту означало “нет”».