Черная невеста

– Нет, мистер Макаллан, – ответила она. – Лишь сожалею о том, что мир наш несправедлив и несовершенен.

Официант поставил перед ней овальную фарфоровую тарелку с ярко-оранжевым суфле, украшенным засахаренными лепестками цветов.

– Увы, сеньора дель Розель, нам остается лишь смириться с этим и делать все, что в наших силах, чтобы сохранить баланс. – Он кивнул в сторону окна. – Сегодня на площади будет неспокойно как раз поэтому.

– Борьба за права, я слышала. – Глория ковырнула десерт маленькой серебряной вилкой. – Протест против Закона о наследовании. Не всем нравится, что в Логрессе женщины пока наследуют вдовью долю.

– Или могут быть прямо указаны в завещании. И дочь получает личное имущество матери, если она единственное дитя. В Эйдине у женщин прав больше, – проворчал он. – И их никто не оспаривает.

– Эдвард говорил, что этот закон не примут, – сказала Глория как бы между делом и жестом попросила Ронана налить ей кофе тоже.

– Эдвард? – Он взял кофейник за ручку.

– Он мой друг, так же как ваш, – ответила Глория с улыбкой. – К слову, мистер Макаллан, не будете ли вы так добры и не проводите ли меня до экипажа? Боюсь, на площади может стать небезопасно для случайной прохожей.

Глава 2

Июль подходил к концу. В доме лорда Силбера ближе к вечеру все чаще подавали горячий шоколад вместо лимонада. В саду и парках цвели поздние розы, у воды становилось прохладно, а не свежо, и на очередной пикник Флоренс взяла легкую, как паутинка, шаль, подарок из пансиона.

Цвет у нее был желтый, солнечный, как у лепестков бархатцев, и Флоренс очень ее любила – и за тепло на плечах, и за то, что шаль сохранила воспоминания обо всем лучшем, что осталось в прошлом. В настоящем хорошего тоже было много, но Флоренс чувствовала тревогу. Дядя не говорил с ней наедине с того раза, когда показал письма, но Флоренс часто ловила его взгляд. Не злой и не добрый, просто внимательный – похожим дядя просматривал утренние газеты или важные письма.

Флоренс боялась его подвести и оказаться вдруг чем-то вроде неправильной инвестиции, на которую сделали слишком большую ставку.

В книгах, которые иногда подкидывал ей кузен Бенджи, героини бунтовали против правил. Флоренс за это лето сделала вывод, что бунт хорош только для романов, в жизни у нее не хватило бы духу вылезти ночью через окно и отправиться в морское путешествие, лишь бы избежать навязанного замужества. Тем более кузен сам посмеивался над этими книгами.

– В этих фантазиях нет места ни морской болезни, ни изнуряющей жаре, ни другим вещам, о которых люди предпочитают не думать, – сказал он как-то. – Но, конечно, нет ничего дурного в том, чтобы читать их. Даже если почтенные господа вроде мистера Мильчина ворчат в своих заметках о сомнительном влиянии дешевых приключений и ужасов.

Флоренс не знала никакого мистера Мильчина, а леди Кессиди к чтению дочерей и условной племянницы относилась снисходительно. Главное, чтобы не портили глаза, читая в полумраке, и не усердствовали, рискуя заработать сутулость и отеки. Чем книга была тоньше, а обложка симпатичнее, считала леди Кессиди, тем лучше, а уж что там, под этой обложкой, если она сама по себе приличная, не так важно.

Поэтому Матильда прятала экономические трактаты, напечатанные мелким шрифтом, в яркие тканевые переплеты сказочных повестей.

Сегодня, правда, она не взяла с собой книги: шел сезон цветения какого-то особого сорта астр, и Матильда надеялась зарисовать цветы, а если получится, сорвать парочку для гербария. Поэтому в парке она быстро куда-то исчезла вместе с одной из близняшек, Дейзи, и леди Кессиди изредка оглядывалась, проверяя, маячит ли нежно-голубая шляпка старшей дочери где-нибудь рядом.

– Мисс Голдфинч?

Флоренс обернулась, не сразу узнав голос. Темная фигура, загородившая солнце, сдвинулась и оказалась лордом Дугласом.

Привычное самодовольство, которым он лучился, куда-то исчезло, молодой человек выглядел скорее сконфуженным и виноватым, поэтому Флоренс, тоже смущенная, сдвинулась вбок, освобождая место на подушках рядом с собой. Ничего неприличного в разговоре не было: леди Кессиди сидела рядом, с ней – другие дамы постарше; Флоренс отлично слышала фразы, которыми они обменивались. А вот Дженни она не нашла. Может, отошла куда-то вместе со стайкой подружек.

Подружки эти больше походили на свиту и всегда собирались вокруг кузины, стоило той куда-то прийти. Матильда смотрела на них с презрением, Бенджамин – без тепла, Флоренс же разглядывала их с интересом: в пансионе у популярных девиц тоже были стайки фрейлин. Все тянутся к свету: и цветы, и люди. И пусть Дженни часто вела себя почти дурно, она была красивой и знала об этом.

– Да, лорд Дуглас? Вы ищете мою кузину?

– Кузину? – Он на секунду растерялся. – Ах, Дженнифер! Нет, мисс Голдфинч… Я искал вас.

Сердце почему-то екнуло.

– Меня? – выдохнула Флоренс, не скрывая изумления.

Лорд Дуглас улыбнулся – очень сложно было не смотреть на эту улыбку – и отвел взгляд, словно все еще стеснялся.