Черная невеста

Хозяйка дома ждала объяснений. Розалин подобралась.

– Я позвала вас, госпожа, чтобы вы все сами увидели, – сказала она. – Не решилась без вас. Вот, смотрите. – Она указала леди Кессиди на пятно. – Юная мисс позвала меня сразу, как пришла. Кто-то заходил сюда, а что он сделал… это, леди, мы сейчас все увидим. Чтобы вопросов не было.

Она была какая-то незнакомая сейчас – сердитая, почти злая, и Флоренс сквозь туман паники поняла, что сердится Розалин не на нее, а на того, кто посмел испортить юной мисс дорогую вещь.

От этого стало если не спокойнее, то теплее.

Леди Кессиди нахмурилась и кивнула.

– Хорошо, Розалин, давайте посмотрим вместе. Мистер Андерс в случае чего будет свидетелем. Снимайте чехол.

Это заняло меньше минуты – расшнуровать завязки, которые крепили лен к витым рожкам на вешалке, снять его, освобождая зеленый шелк, и увидеть, что на подоле платья, которое никто не надевал и которое вообще не выносили из комнаты, растекается большое жирное пятно. Да и сам подол был испорчен, словно по нему прошлись тупыми ножницами или попытались пропороть дыры ножом.

Флоренс думала, она позорно расплачется у всех на глазах, но почему-то сначала появился смех – злой, хрустально-звонкий, он захватил ее настолько, что Флоренс не смогла остановиться. Она согнулась, обхватив колени, спрятала лицо в собственных юбках, но смеяться не переставала.

Плечи ее дрожали.

Сквозь шум в ушах до Флоренс донесся голос леди Кессиди, жесткий приказ:

– Розалин, на туалетном столике бутылочка темного стекла с именем Флоренс Голдфинч на этикетке, дай ее сюда и срочно, слышишь, срочно позови лорда Силбера! Пусть вызывает констебля! Я не потерплю такого в собственном доме!

Лорд Силбер был, конечно, расстроен. Мягко говоря. На деле же он был зол. Флоренс показалось, что, когда он зашел в комнату, чтобы лично посмотреть на произошедшее, пока старший лакей собирает внизу, в холле, всю прислугу, находившуюся сегодня в доме, воздух стал почти ледяным.

Дядя ничего не сказал, только покачал головой и странно посмотрел на Флоренс, которая сидела здесь же, закутанная в плед.

Леди Кессиди заставила ее выпить одну из пилюль, видимо опасаясь приступа. Приступа не было. А вот озноб и крупная дрожь были.

Розалин даже вывела ее из комнаты на кухню, поближе к очагу.

Констебль Гроув, совсем молодой и худой настолько, что форма на нем едва не висела, появился очень быстро. Когда ему рассказали, что произошло, на его лице мелькнуло выражение, очень напоминавшее удивление и даже недовольство: словно его отвлекли от чего-то важного ради ерунды. Флоренс, которую снова заставили подняться в комнату, подумала именно так. Впрочем, констебль Гроув быстро взял себя в руки.

– Что же, – начал он бодро. – Платье – важная вещь для юной девицы, а намеренная порча имущества – все еще преступление в этой стране. Попробуем найти вашего недоброжелателя, мисс Голдфинч. А вот с пятнами, боюсь, ваша горничная справится куда лучше, чем я.

И он неловко улыбнулся – именно Флоренс, хотя в комнате была и леди Кессиди, и Розалин, – и попросил разрешения вытащить вешалку с платьем ближе к окну.

– Ох, – сказал констебль озадаченно. – Вижу, дело не только в пятнах!

Флоренс всхлипнула.

– Не могли бы вы оставить комментарии при себе, мистер Гроув? – нахмурилась леди Кессиди.

– Прошу прощения, леди Силбер, – констебль поправил форменную фуражку, – и мисс Голдфинч. Я не хотел задеть ваши чувства. Просто… – Его лицо вдруг потемнело, стало даже печальным, словно констебль Гроув вспомнил о чем-то плохом. – Не важно, мисс Голдфинч. Испорченное платье – это, конечно, не срезанный кошелек с последними деньгами, но вы огорчены произошедшим. Ваш опекун, как я вижу, тоже недоволен тем, что в его доме появился кто-то, способный на подлость. Попробуем разобраться. Напомните мне, во сколько вы вернулись? Не заметили ничего подозрительного?

Флоренс рассказала ему все, что произошло с момента, как она вошла в дом, а потом ответила на вопросы о своем утре. Речь ее на удивление звучала ровно, будто бы все чувства разом исчезли, спрятались, и можно было подумать, что произошедшее совсем ее не трогало.

Ладонь леди Кессиди все это время лежала на ее плече, прохладная и крепкая, пальцы почти вжимались в кожу, будто леди Кессиди боялась, что Флоренс вдруг сорвется с места и попытается убежать.

Констебль Гроув слушал внимательно, ничему не удивлялся и вообще выражение лица сохранял на удивление доброжелательное и пустое. Флоренс даже подумала, что, пожалуй, он думает о ней как об избалованной дурочке, которая расстроилась из-за куска дорогой тряпки и устроила сцену, заставив весь дом бегать вокруг. И от этой мысли было куда хуже, чем от прикосновения к заляпанной старым жиром ткани.