Черная невеста

Ночью прошел дождь, Флоренс слышала сквозь сон шелест и стук капель, но отчего-то совсем не волновалась, словно знала: дождь скоро стихнет, оставив после себя только свежесть и чистоту. Так и было, и утром после ванной, сидя за столиком с чашкой крепкого чая, пока Розалин распутывала многочисленные ленточки на ее голове, Флоренс наблюдала, как мягкий солнечный свет проникает в комнату и ложится пятнами на полу.

Локоны получились чудесные. Леди Кессиди еще с вечера велела нанести на волосы «Закрепляющий кудри раствор миссис Керли», который, как обещала инструкция, придавал естественным завиткам роскошный вид и не позволял распрямляться до вечера. Они это уже проверяли.

Локоны пока спрятали под чепцом, и к отцу Сэмюэлю на исповедь Флоренс спустилась не как цветущая невеста, а как скромная дева, готовящаяся стать послушницей и примкнуть к одному из сестринских орденов.

Солнце сопровождало ее весь день: слепило глаза, лежало на полу и на стенах комнаты, проходило сквозь стекла в коридорах и оставляло квадраты пятен. Даже черные одежды отца Сэмюэля были сегодня будто бы не такими черными. Говоря с ним, отвечая на вопросы о том, как она чувствует себя сегодня, какие тревоги и радости одолевают ее на пороге взрослой жизни, Флоренс следила за пылинками, танцующими в солнечном луче.

– Не хочешь ли ты сказать мне что-то, дитя? – спросил отец Сэмюэль, когда понял, что ее ответы односложны. – Что-то пугает тебя?

Флоренс моргнула. Ладаном пахло так, что хотелось чихать.

– Нет. – Она помотала головой. – Лишь волнуюсь, что хозяйка дома из меня выйдет прескверная.

Отец Сэмюэль вдруг рассмеялся.

– Насколько я знаю тебя, Флоренс Голдфинч, – сказал он, вытирая со лба пот кружевным платком, – плохой хозяйкой ты не будешь. И расточительной тоже. Разве что слишком мягкой, но у каждого из нас есть недостатки, ведь правда?

Дальше он рассказал ей притчу, ту, в которой к святой Агнессе обратилась скромная девица, желавшая счастья в замужестве, а святая Агнесса сказала, что счастье жены в покорности мужу и бережливости.

– И пока она исполняла заветы мужа, пока была скромна и пуглива, святая Агнесса покровительствовала ей и делала ее путь простым, – говорил отец Сэмюэль. – Но потом девица возжелала обмануть мужа, потому что его друг, приходящий в дом, показался ей ласковее, и тогда…

Флоренс читала эту историю и еще десяток других в книге, которую отец Сэмюэль передавал ей. К сожалению, они не вызвали у нее ни желания быть скромнее, ни покорности, только глухое раздражение и попытки едко шутить, пересказывая все эти притчи Бенджамину.

Или просто странную брезгливость.

К счастью, четверть часа, положенная отцу Сэмюэлю, быстро истекла. Солнечные пятна даже не успели доползти до туфелек Флоренс.

В волосах кузена Бенджи, когда он поймал Флоренс в галерее, подхватил на руки и, улыбаясь от радости, закружил, тоже сияло солнце, превращая их в искрящееся серебро.

– Я смотрю, мисс Голдфинч, вы вся в делах! – Смеясь, он поставил ее на пол. Голова чуть кружилась. – Но время на то, чтобы выпить чашку чая с любимым кузеном, у вас же найдется, правда?

Ей было нужно это – четверть часа с Бенджамином, чтобы стереть из памяти четверть часа с отцом Сэмюэлем и забыть странное, неприятное ощущение, будто ее душу пытались вскрыть, как вскрывают ножом жестяную банку с фабричным соусом.

Гостиная, где они пили чай, тоже была полна солнца. Розалин, не в меру ворчливая сегодня, потому что волновалась за Флоренс даже больше, чем сама Флоренс, приоткрыла окно и впустила в комнату запах улицы – прохладную свежесть, аромат листьев и увядания, влажной земли и почему-то яблок.

– Даже погода ради вас постаралась, мисс Голдфинч, – сказала она. – Такая красота на улице! Правильно матушка моя говорила, что Люсиль преподобная покровительствует сироткам, значит, она и попридержала солнышко для вас. Чтобы замуж вы шли как положено, в сиянии сентября!

Бенджамин перехватил взгляд Флоренс и заговорщически подмигнул ей:

– Без сомнения, Розалин. – Он поднес фарфоровую чашку ко рту. – Самый красивый день сентября выпал на свадьбу Флоренс. А с завтрашнего дня пусть снова хмурится, уже не жалко.

– Пусть. – Розалин улыбнулась. – Пусть хоть всю Августу затопит, но завтра.

Спустя несколько часов Флоренс смотрела, как сияет в лучах солнца ее подвенечное платье. Оно было очень красивым и скромным, как платье леди Имоджены Милле на балу: белый шелк и белое кружево – тонкое, похожее на пену, на лепестки цветущих в мае яблонь и вишен. Узкий корсаж и пышные юбки делали талию Флоренс еще тоньше. Никакого длинного шлейфа или богатой вышивки – только веточка флердоранжа, искусственная, конечно, но похожая на настоящую. Ее прикололи к корсажу, а венок из таких же цветов лег на голову Флоренс вместо драгоценной тиары.

Из нее и правда получилась красивая невеста.