Черная Пасть

- Тут было самое страшное, - вспоминал Ковус-ага.- Я говорю не о смерти тифозных, не о гибели несчастных от жажды и истощения. Нет, бывает не смерть страшна, а другое...

Старик замолчал, и Виктор Пральников ни о чем не спрашивал, не торопил с рассказом. В эту минуту Ковус-ага, пожалуй, презрел бы навсегда каждого, кто посмел мешать ему думать, вспоминать. Он смотрел в синий от абажура угол комнаты и сам был весь синий... Только глаза пылали огнем и не поддавались мертвенно призрачной синеве.

- Страшно больше смерти, когда у человека не остается надежды!.. Да, простой человеческой надежды на лучшее... Пусть оно, это лучшее, придет даже после смерти, но придет! - глядя в занавешенное окно, в сторону острова Кара-Ада, старик сидел прямо, не моргая, а говорил не шевеля губами, будто мысли его получали звучание помимо его усилий: единственно по его воле. Угрюмоватый, неподвижный с горящими глазами Ковус-ага продолжал, полуоткрыв волосатый рот:

- "Все!.. Навсегда потухаем... Конец... Все зря.." Слова эти сказал не тифозный в бреду, а, как передавал свидетель, вполне здоровый из заключенных, только сильно ослабший и умирающий. Ему, не тифозному, наверно, еще страшнее было потухать. С отчаяния, должно быть, и веру всю выдохнул из себя... "Все зря", сказал умирающий, когда увидел, как трое парней собрались плыть с острова к берегу... Один из джигитов, спустившись к воде, поскользнулся, упал от изнеможения и зарыдал... Двое других парней, говорят, студенты из Темир-Хан-Шуры, оттащили упавшего друга от клыкастой волны и бросились в ледяную воду. Они верили, что их дела не пропадут зря. И не только у них была вера, в их сердцах полыхал огонь лютый против врагов. Не хотели молодые революционеры умирать на мокрых, холодных камнях змеиного острова. Они жить хотели ... чтобы мстить врагам! Они не стали ждать смерти на камнях. Они решили плыть к тому берегу пролива, чтобы найти людей и позвать их на помощь умирающим... За друзей шли они на верную гибель. - Ковус-ага в этом месте рассказа не мог сдержаться. Старик дал себе полную волю, не соглашаясь с написанным по этому поводу в книгах и с тем, что утверждали другие. Таймунщик в этом верил только своему закадычному дружку, старожилу Кара-Богаза, знаменитому партизану и хранителю старины Алдану. Этот все знал и про Кара-Ада, и про открывателей залива Черная пасть. Не хвастливый, наоборот, скупой на слова, Алдан знал и того, мангышлакского казаха, который заметил первым огонек на змеином острове. По словам Алдана, чабан, верблюжатник, кочевавший с отарами по степи, был другом туркмен-рыбаков. Не одну зиму он пас овец в этих местах, доходил до Кара-Богаза и Чагала... Чабан и спас брошенных на острове. Этот казах поведал потом обо всем Алдану. А прославленный изчи-следопыт передал все по порядку Ковус-ага; тот рассказал другим, но не каждому, а самым надежным, чтобы не переврал какой-нибудь несмышленыш. Сегодня для хорошего гостя, понимающего толк и в зеленом кок-чае и в занятном стариковском слове, - который не просто слушал, а записывал, переспрашивал, норовил в спор вступить, - для такого понимающего слушателя Ковус-ага не жалел припрятанные для себя слова и подробности. Свой рассказ он не хотел комкать, говорил медленно и обстоятельно. - Пишут в книгах, что студенты из Темир-Хан-Шуры были хотя и горячими, ретивыми, а пользы вроде бы, революционерам мало принесли. Один со слабости упал на каменный топчан, а двое, посильней метнулись в волны и поплыли, но не сумели выстоять против течения в проливе, волн и зимней стужи... Утонули они недалеко от берега... Плюшевая занавеска на двери пошевелилась, ее поволокло в коридорчик и парок над пиалкой у старика .дрогнул, потянулся в сторону двери. Ковус-ага, не оглядываясь на дверь и не выпуская из рук пиалы с чаем, окликнул:

- Мурад!

Дверь тонюсенько скрипнула, и скомканную сквозняком занавеску снова втянуло в комнату.

- Чего притих, наверно, ждешь про студентов, верблюжонок? - спросил старик, повернув голову на приторный дверной скрип. - Иди ко мне!

Мурад оказался не за дверью, а внизу, под занавеской. Он неохотно вышел на свет, без рубашки, в трусах и сандалетках. Блестящая кожа, ребрышки и облупленное лицо-все мгновенно стало от люстры синим, и сам Мурад был чем-то похож на сказочного человека-амфибию. Поклонившись, Мурад уставился на люстру - синюю медузу.

- Садись, - сказал Ковус-ага, зная, что теперь Мурад ни за что не пропустит рассказа. Он будет ловить каждое слово, даже за дверью, под окном. Через трубу заберется в комнату, а дослушает до конца живую легенду змеиного острова Кара-Ада. Однако, прежде чем продолжить начатое, старик спросил парнишку. - Бычки-то клюют?

- Ага!.. Головастый попался, папа! Принес...- с довольным видом доложил Мурад. - Я его - туда!.. - и он сделал какое-то замысловатое движение обеими руками. - А дров наколю потом. Ладно, пап?..

- Смотри! - строго сказал старик. - Мигом у меня!

- Сказал - сделаю!