- Вам-то, Иван Ильич, пока есть где разбежаться, а вот рукопашников поджимают, - Сергей почувствовал, что оказался между огней, перед которыми жгучее солнце казалось безобидным светильником. - Отважились своим ходом в такую даль? Обратно не придется подталкивать?
- В помочах больше не нуждаемся. Пришли мы сюда,- Иван Ильич кивнул сидевшему рядом Какаджану Ширлиеву, - чтобы не уходить обратно!.. На том краю озера становится тесно. Давайте новый участок, а не то комбайн сам заберется в белое безмолвие...
По тому, как ленинградский инженер разговаривал и держался, можно было догадаться, что он не собирается шутить. Посоветовавшись со своим помощником, бригадиром механизированного сбора сульфата, бритоголовым толстяком Какаджаном Ширлиевым, Иван Ильич приглушил мотор и спустился на распушенный и еще нетронутый наст. Обходя вокруг запорошенного солью, щетинистого подборщика, он отдавал Какаджану какие-то команды, на которые тот отвечал движением рычагов и условными сигналами. Годами уж под пятьдесят, сухощавый и подслеповатый, в двойных очках, - обычных и светозащитных, - Иван Ильич Волков нервно суетился возле своего детища. Едко искрившийся иней сульфата сухо хрустел под его ботинками на толстой микропористой подошве. Все одеянье на Волкове было явно не по сезону: шерстяной, черный костюм, фетровая шляпа, белая рубашка с узким галстуком. Казалось, Иван Ильич заглянул на озеро на минутку, проведать свою самоходку, а потом снова нырнуть в кабинетные недра, чтобы хлопотать, доказывать, спорить. В потайном кармане, в целлофановом мешочке у него всегда хранились порошки с сульфатом трех сортов: печной сушки, ручного и машинного сбора. Иван Ильич всех уверял, что из-под самоходки сульфат можно хоть сейчас продавать и в аптеке, и на всемирном аукционе. В дорогом, разглаженном костюме Волков кое-кому казался случайным гостем на промыслах. Но для сульфатчиков Волков был своим человеком. Беспокойный и настырный, он не уходил с озера неделями, и что удивительно - совсем не страдал от жары. Его можно было постоянно видеть около машины. И что бы он ни делал, всегда выглядел чистым, элегантным, каким-то праздничным. Тем, кто пытался подтрунивать над болезненной аккуратностью и чистоплотностью, Иван Ильич веско отвечал: "Я же - ленинградец!".
Поспешая за беспокойным конструктором, Сергей и Виктор Пральников осмотрели трактор с навесным агрегатом, заглянули в железный короб бункера. Хотели что-то спросить, но Волков, только сейчас находившийся рядом, вдруг исчез. Он успел уже шмыгнуть под машину; лег на спину и принялся выстукивать днище прицепа, разговаривая с Какаджаном Ширлиевым на своем техническом, "железном" языке.
- Иван Ильич, - спросил Брагин, - мелкий ремонт или замена целого узла?
Какаджан, обливаясь потом около штурвала, давил на педали, а Волков снизу колотил французским ключом. Еще раз позвал его Брагин, а в ответ - железный лязг. Но не зря, стало быть, говорится, что ласковым словом можно и змею выманить из норы...
- Пригодные, видать, самоделки! Ползают, скребут и метут. Вот если бы взяли на себя толику плана, то лучший участок озера не жалко бы отдать, - обращаясь к Пральникову, сказал Сергей. - Ломать график придется, но заманчивый риск. Оправдается ли? Или опять все окажется только пробой? - Пытая кулаком крепость бункера, Брагин добавил: - О сульфатосборочной машине я советую вам, Виктор Степанович, сказать доброе слово и устно, и печатно. Если с печью дела довольно туманны, то машины будут нашей опорой. Считайте, что уже есть сульфатный комбайн. Стоит всячески заинтересовать нашими запросами и нуждами машиностроительный завод в Ашхабаде. Дружба с ним нам очень дорога. Эх, если бы оправдал себя комбайн и на этот раз! А вдруг - носом об стол...
Эти обидные слова тут же дошли до слуха конструктора и его выбросило из-под машины точно пружиной.
- Промедление смерти подобно! Не имеем права мешкать. Добьемся своего и заберем все озеро, а там и другие бассейны!.. Какаджан, разгружай бункер! - в полный голос скомандовал Иван Ильич, перепутав в руках очки и не зная какие прежде надеть: увеличительные или светозащитные. - Засекайте время. Ну-ка, скребуны, освобождайте десятину! - помахивая гаечным ключом, Иван Ильич угрожающе двинулся на Гулам-заде и потеснил его дородную подругу Фирюзу. Это был дерзкий вызов всему промысловому семейству.
- Вай, вай, какую десятину? - решил уточнить Гулам-заде. Он взял лопату наперевес, вспомнил мимоходом аллаха и, вытянув вперед волосатые руки, пошел грудью на тщедушного конструктора. Обожаемая, властолюбивая Фирюза на этот раз не мешала ему: она помахала веником, которым сметала сульфат после лопаты, чтоб и пылинки не пропадало, тряхнула головой и ахнула:
- А мы - обмылки?
И тут снова всколыхнулись грузчики и шоферы.
- У нас печь кипящая простаивает! Аида, ребята!