– Мы бы и не думали тебя обманывать, слишком многое поставлено на эту воду… – ответил за двоих пожилой.
– Не слышу ответа!
– А может, выберешь кого-то одного? Мы бросим жребий…
– И слушать не желаю, убирайтесь! И думаю, вам, двоим, не поздоровится, когда вернетесь обратно – в заговоре, предположу, участвуют еще несколько лиц? Или мне плюнуть на вас и самому встретиться с вашим больным? Вот начнется веселье!
– Не делай этого, умоляем! – побелели воины…
– Хорошо. Вижу, вы уже осознали – встречи с демонами, попытки заключить с ними любые сделки, приводят к потере души! – Креседей был доволен собой – целых две души до ужина, не прилагая особых усилий, да и с остальными тоже никуда не денутся – выхода нет!
– Мы покоряемся, страж, – вздохнул седой и взглянул на обреченно кивнувшего Деметрия. – Но объясни, что означает «возьму души в залог»?
– Все просто – приложу на лбы именную печать, и если к завтрашнему закату не пригоните обещанные души, расстанетесь с собственными…
Воины переглянулись и склонили головы. Креседей поочередно коснулся браслетом воинов, тот громко пискнул, после чего демон забрал колбу и скрылся за Вратами. Он быстро спустился по техническому коридору к реке и увидел, как Харон загружает лодку вновь прибывшими. С их глаз в небольшой ящик на корме лодки срывались и падали монеты разного номинала…
«Харон – единственный, кто работает больше меня! – подумал вслед перевозчику Креседей – И единственный, кто не берет отпусков…»
Дождавшись, пока Харон переправит «новеньких» на противоположный берег, Креседей зачерпнул колбой несколько холодных капель и плотно завинтил крышку. Емкость почернела и неприятно жгла лапу. Демон поспешил к «просителям», смиренно сидевшим около Врат.
– Держите, «лекари»! – Демон бросил воинам колбу, и молодой судорожно поймал ее, надежно спрятав в незаметном мешочке на поясе. Получив желаемое и все еще не веря в успех предприятия, воины быстро растворились за горизонтом.
Закрыв Врата, демон передумал делать вылазку и решил вернуться к работе. На браслете беззвучно мерцали две попавшие в плен бездушного создания проекции. Его страховка…
Вскоре где-то на закате, среди красот Вавилона, зашла звезда жизни ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА и ПРАВИТЕЛЯ. Для одних он был тираном, завоевателем, побеждавшим армии от Греции до, Азии, от Египта до Индии, для других – блестящим полководцем, освободителем, одних – казнил, другим – жаловал целые области… Но была ли от последних благодарность? Что обычно делает людская зависть к успеху – в политике, у народа, женщин или, в отдельных случаях, у мужчин? Зависть обычно рушит все созданное до основания, не имея ни шанса остановиться и подумать, что творит. Зависть может стать и причиной чьей-то смерти. А после смерти, в том числе и великих правителей, наступает ВЕЛИКИЙ ПЕРЕДЕЛ, и огромная Империя рушится на части, сжимаясь до маленькой деревушки… Но кто думает о последствиях, когда в глазах сатрапов сверкают бриллианты, роскошь дворцов и стройные тела юных дев?
В царстве мертвых завершился очередной день. Креседей уже заснул и не видел, как на экране браслета загорались все новые красные искорки – обещанная воинами оплата за воду… Но ярче всех горела и билась в безмолвной истерике одна – его гарантированный путь наверх.
Падение Тео
Крысы перестали дохнуть. Поев отравленного сыра, они не переворачивались кверху брюхом, снова и снова удивляя Тео феноменальной живучестью. Насытившись, серые бестии спокойно удалялись в «застеночные» покои, демонстративно виляя тощими задами. «Что за боги их берегут? – негодовал Тео. – И когда я перестану чесаться от надоевшего шуршания, а противный тонкий писк не будет восприниматься наказанием свыше?»
О крысах беспокоился только он. Братья больше сосредотачивались на делах богоугодных или не совсем таковых. Поход в трапезную мог оказаться запоминающимся мероприятием, а бочонок пива, употребленного в компании пышнотелых дев, настроить на душеспасительную беседу.
Пьянства Тео не признавал, как обжорства и блуда, ограничиваясь водой, овощами и постными хлебцами. Не мудрено, что Тео считали странным. А каким еще, если за стенами аббатства бушует черная смерть, вот-вот норовя их преодолеть, а Тео пьет одну воду, воодушевленно вещает о бессмертных крысах или волшебном единороге, гарцующем по тропам близлежащего леса, и искренне верит в способность «рогатой кобылы» лечить чуму.
«Стоит погладить гриву, – уверял он скептически настроенную братию, – и кожа очистится от скверны…»
Братья многозначительно переглядывались, хихикая в кулак.
Но не только крысы и единороги волновали чудаковатого монаха. С недавних пор к нему зачастили трое «гостей», похожих друг на друга статью, немалой шириной плеч, фиолетовыми плащами и подпиравших головами высокий потолок кельи. Они тяжело дышали и скрывали лица под плотными капюшонами, но Тео удалось заметить красный отблеск суженных глаз.