Черная Призма

– Это и есть плохой выбор, – сказала Лив. – Потому-то она такая замечательная. – Она потянула его ко входу в башню. Внезапно Кип засомневался, хочет ли он покинуть стойкость сине-желтых переходов. Конечно, минуту назад я боялся вступить на них, а теперь не хочу уходить. – Желтый, как правило, самый нестабильный люксин. Он возвращается в свет при малейшем движении, как вода выкипает вмиг. Потому его называют яркой водой. Но помнишь арфиста, который выступал в Ректоне несколько лет назад? Как он останавливался после каждой песни, чтобы подстроить арфу?

Кип кивнул.

– Я не видел разницы. – Дом, опасная тема, но это заставит ее говорить, пока он не упадет от усталости, так что Кип еще один день не расскажет ей новостей.

– Дело в том, – говорила Лив, – что он улавливал, когда его арфа хоть на долю тона расстраивалась. Хотя никто другой этого не слышал. Есть люди, которые могут так со светом. Чтобы извлекать люксин, ты должен попадать в нужную ноту в пределах цвета, или люксин не сформируется. Если ты лишь приблизительно попадаешь, скорее всего люксин не удержится. Можно покрывать ошибки, прикладывая больше воли, но для такой работы нужен особенный человек

– Это имеет отношение к суперхроматам? – спросил Кип. Наконец он начал складывать вместе какие-то осколки информации.

– Да. – Она была удивлена, что он вообще слышал о таких. – Ты ведь не собираешься стоять здесь всю ночь?

– О. – Кип пошел за ней в башню.

– Суперхроматы могут видеть более тонкие оттенки света, чем большинство людей.

– Ты суперхромат? – спросил Кип.

– Н-н-ну да… Как и почти половина женщин.

– Но немногие из мужчин.

– Во всей Хромерии лишь десять суперхроматов-мужчин.

А, вот почему госпожа Карга назвала Кипа уникумом.

– Как-то несправедливо, – сказал Кип.

– А я тут при чем? Ты голубоглазый и потому можешь извлекать больше, чем я. Не в справедливости дело.

Кип нахмурился:

– Значит, чтобы сделать желтый стабильным, надо быть суперхроматом?

– Вкратце? Да. На самом деле суперхроматизм имеет к этому отношение. Ты прошел то испытание на суперхромата где, наверное, сто наборов тонких градаций? Представь, что таких наборов тысяча, с куда более тонкой градацией оттенков. Чтобы сделать устойчивый желтый, тебе пришлось бы пройти такое испытание, а затем иметь контроль для извлечения желтого в этом узком, узком спектре. Однако в результате – самый крепкий из люксинов.

– Ты так можешь? – спросил Кип.

– Нет.

– Наверное, невежливый вопрос, да? – поморщился Кип.

– Я тут последняя, кто будет придираться к мелочам этикета.

– То есть да.

– Да, – улыбнулась она. Почему ямочки такие красивые, кстати? – Я до сих пор не могу поверить, что ты… племянник Призмы, Кип.

– Не ты одна, – сказал Кип. Значит, Гэвин был прав. Все они делали паузу перед словом «племянник». Он подумал, что это лучше, чем постоянно слышать «ублюдок». Но нет.

Они вошли в другой лифт и поехали вниз. Похоже, существовал определенный порядок очередности в том, кто какую комнату получает. Когда они вошли в комнаты Лив, Кип был удивлен. Они были не просто большие, их было несколько – и они выходили на запад. За такие комнаты иной извлекатель убил бы.

– Я только что переселилась, – извиняющимся тоном сказала Лив. – Я бихром. Чуть-чуть. Ты наверняка устал. Можешь поспать в моей постели.

Кип ошеломленно посмотрел на нее, не веря своим ушам, стараясь не допустить, чтобы мысли отразились на лице.

– Я буду спать в соседней комнате, дурачок. Эти новые ковры такие толстые, что я смогу спать на них как парийка.

Кип сглотнул.

– Нет, я не думаю, чтобы ты… то есть я просто… я думал, что мне не стоит спать в твоей постели. Я буду спать в соседней комнате.

– Ты мой гость, и ты устал. Я настаиваю.

– Я, ну, я не хочу пачкать твою постель. Я потный и грязный. После испытания. – Кип посмотрел на ее постель. Она была прекрасна. Здесь все было прекрасно. Хотя бы они хорошо обходились с ней.

– После Трепалки такое бывает. Я приготовлю тебе воду, и ты немного обмоешься перед тем, как отключиться, но я правда настаиваю.

Лив ушла в соседнюю комнату. У Кипа комок застрял в горле. Он ничего не сказал об ее отце, но он просто ощущал, как этот вопрос встает между ними. Лив вернулась с горячей, исходящей паром водой, губкой и толстым полотенцем. Она поставила их, села на стул, отвернувшись от Кипа.

– Ты не против, если я посижу, поболтаю с тобой, пока ты моешься? – спросила она. – Я не обернусь. Честное слово.

– Хм. – Конечно, он был против. Она обернется, когда он будет полуодет и с воплем выскочит из комнаты. Одно дело сознавать, что ты полный, но другое дело, когда другой увидит твои жировые складки. В то же время он был ее гостем, и она больше ничего у него не просила. И он был груб.

– Кип… как мой отец? Ты ничего не рассказывал о доме.

Кип бесконечное мгновение не мог ничего сказать. Просто начни, Кип. Как начнешь, сможешь рассказать ей все.

– Ты вздыхаешь, – сказала Лив. – Что-то не так?

– Помнишь, что сатрап каждый год посылал в Ректон гонцов за новыми рекрутами?

– Ну? – В голосе Лив стало больше тревоги, чем вопроса.

– Можешь обернуться, я не голый.

Она обернулась.