Черная Призма

– Да, – ответила Каррис. – Отвратительный совет и жестокость, на которые у него самого духу не хватало, пока он правил. – Советник спрашивал, что лучше – когда правителя любят или боятся. И то, и другое лучше, решил он, но если правитель должен выбирать, то он всегда должен выбирать страх.

– Его совет хорош. Просто сам он был слаб. Я не виню его в этом. Факт в том, Каррис, что когда королей не боятся, им приходится внушать страх постоянно, тяжелой ценой. Так произошло в Ру. Так случилось в Гарристоне. Мужчины, которых вы любили – или хотя бы спали с ними, – в конце концов усвоили этот урок, но поскольку усвоили они его поздно, им пришлось делать нечто гораздо худшее, чем уничтожение одного маленького городка. Так скажите, почему вы вините меня в гибели тысячи, но не ставите им вину гибель десятков, сотен тысяч?

Каррис не позволили увидеть королевские ступени в Ру, забрызганные кровью, дерьмом и блевотиной сотен, хладнокровно умерщвленных один за другим и сброшенных вниз, в испуганную насмерть ахающую толпу внизу. Ей не давали поехать в Гарристон даже после войны, где десятки тысяч – они даже не знали, сколько именно, – погибли в горящем красном люксине в осажденном городе. Это сделали Гэвин и Дазен. Почему-то ей всегда казалось невозможным, чтобы люди, которых она так хорошо знала, сотворили такое. Которых она думала, что хорошо знает.

– Здешний народ – мой народ. Я не просто сатрап, не страж чужой земли – я король. Эти люди принадлежат мне. Перебить тысячу своих – отсечь кусок своей плоти. Но рак надо вырезать. Я – эта земля. Мои люди возделывают эту землю и растят урожай к моему великому удовольствию. Я защищаю их и содержу, а они взамен должны отдавать мне часть своего урожая и своих сыновей. Иначе они мятежники, предатели, воры, еретики и отступники. Они оскверняют священный договор. Пренебрегать мной – пренебрегать порядком богов. Я должен был так поступить, поскольку мой отец не смог. Если бы он перевешал с полдесятка мэров, когда они впервые пренебрегли им и отказались прислать рекрутов, эта тысяча сейчас была бы жива. Он был слаб и хотел, чтобы его любили. Может, никто этого не признает за всю мою жизнь, но убив эту тысячу в Ректоне, я спас куда больше. Таково быть королем.

– Вы с чудовищной горячностью оправдываете пирамиду из отрубленных голов детей. – «Порядок богов» – не Оролама?

– Каррис, вы заставляете меня понять, почему мужчины бьют своих жен.

Король Гарадул погладил свою черную бородку, но не подумал ударить ее.

– Сделав эту картину столь ужасной, я заставил ее впечататься в память каждого, кто ее увидел. Думаете, мертвым не все равно, что будет с их телами? Лучше пусть их пример спасет живых, чем я всех их закопаю в яму, а моим потомкам придется убивать их потомков. Этот момент запомнится на десяток поколений вперед. Это наследие я оставлю детям моих детей – прочную власть без необходимости устраивать подобную резню. И я говорю это вам, Каррис. В надежде, что вы единственная поймете. Теперь вы женщина, а не испуганная девочка в окружении великих мужей. Вы женщина, которая видела великих людей и страшные деяния. Я надеялся, что вы поймете, что такое бремя величия. Хоть немного. Возможно, я слишком хорошо о вас думал.

Каррис сглотнула, дрожа от ярости, может, немного от страха. В его словах была тошнотворная логика, но она видела те трупы. Кровь. Пирамиду из голов.

– Как я хотел сказать раньше, – продолжал король Гарадул, явно глотая досаду, – вы были прелестной девушкой, всего лишь прелестной, несмотря на россказни. Но вы, к моему великому удовольствию и удивлению, одна из немногих известных мне женщин, красота которой расцветает с годами. В тридцать вы выглядите лучше, чем в двадцать, и я не удивлюсь, если в сорок вы будете красивее, чем сейчас. Конечно, я уверен, что причина отчасти в том, что вы еще не выдали из своего чрева штук шесть или десять спиногрызов. Большинство хорошеньких девушек умудряются найти мужа прежде, чем настолько повзрослеют, но не будем смотреть в зубы дареному коню.

Весь любезность. Король Гарадул несет все, что взбредет в его дурацкую башку?

– Ваше лицо действительно достойно вдохновлять поэтов. Это, однако, – он невнятно показал на нее, она не поняла, что он имеет в виду, – должно измениться. У вас мужские плечи. – Ублюдок! Откуда он знает, что она ненавидит свои плечи? Везде, где мода скрывала плечи, оставалась открытой верхняя часть рук, а когда мода скрывала руки, оставались открытыми плечи. И он сказал ровно то, что она говорила себе хотя бы раз в неделю: у меня мужские плечи. Но король еще не закончил. – У вас зад как у десятилетнего мальчишки. Возможно, это из-за платья. Будем надеяться. И груди. Ваши бедные роскошные груди. Куда они делись? Они были больше, когда вам было пятнадцать! Теперь ваши упражнения закончены. Я позволю вам танцевать и ездить верхом снова, когда вы перестанете напоминать пигмея-недокормыша из Темнолесья.

– Я здесь так долго не задержусь, – ответила Каррис. Она нахмурилась. Она только что согласилась, что похожа на пигмея-недокормыша?