– Опыт большой, – сказал Гэвин, помрачнев после радости от возможности снова сражаться бок о бок с другом. – Знаешь, если это получится, мы снова сможем стать друзьями через пару лет. Даже на публике.
– Если только я не буду тебе более полезен как враг, Владыка Призма.
– Врагов у меня достаточно. Но согласен. Теперь у меня есть сюрприз для тебя.
– Сюрприз? – с подозрением спросил Корван.
– Нельзя показать, что я делаю что-то, приносящее тебе радость, так что тебе придется спуститься вниз без меня. В комнату прямо под нами. – Они вошли было в зал совета, но Гэвин остановился. – Как она?
Корван понял, о ком он и что имеет в виду.
– Когда-то Каррис казалась увядающим цветком, подчиняясь любому приказу отца. Она стала черным гвардейцем, левой рукой самой Белой. Если кто и сумеет с этим справиться, то это она.
Гэвин глубоко вздохнул, и, надев маски серьезности и недоверия, они вошли в зал совета. Командир Железный Кулак уже вернулся. Он стоял у главных дверей в расслабленной, ленивой готовности человека, который большую часть жизни провел охраняя, ожидая, наблюдая. Он привык к бездействию и был готов к схватке.
– Командир, – сказал Гэвин. – У нас с Корваном Данависом есть общий враг. Он согласился помочь нам координировать оборону Гарристона. Прошу оповестить людей, что ими с нынешней минуты командует генерал Данавис. Генерал подотчетен только мне. Генерал, вы готовы приступить прямо сейчас?
У Корвана был такой вид, словно он глотнул уксуса и не собирается этого скрывать.
– Да, мой господин Призма.
Гэвин жестом отпустил его. Резким, слегка властным. Пусть командир Железный Кулак сочтет это за знак главенства Гэвина. Корван стиснул зубы, но поклонился и вышел.
Ступай, друг мой, и пусть встреча с дочерью хоть немного воздаст тебе за страдания, которые ты перенес из-за меня.
Глава 61
– Воля – это то, что делает Хромерию страшной даже для нас, – сказала Лив. Солнце только что коснулось горизонта, и комнатные рабы вошли словно по сигналу и начали зажигать лампы и разводить очаг.
– Кто этот Воля и как нам его остановить? – спросил Кип.
– Кип. – Лив склонила голову набок. – Соберись.
– Прости, продолжай.
Она не обращала внимания на комнатных рабов, так что Кип постарался следовать ее примеру.
– Воля – это именно то, что ты думаешь. Ты навязываешь свою волю миру. Ты хочешь, чтобы свершилась магия. Воля может закрыть дыры в кривом извлечении и начертании. Это особенно важно для трепыхалок.
– Трепыхалок?
– Это все мужчины-извлекатели и половина женщин-извлекателей, не являющихся суперхроматами, – ответила Лив. Она помолчала. – Ну, большинство мужчин, да?
Это определение вообще-то было несколько неприятным. Что-то вроде – мы лучше вас, вы, беспомощные неумехи. Вы пытаетесь, а у нас получается. Но ведь так и работает Хромерия, не так ли? Все крутится вокруг власти и первенства.
– Верно, – сказал Кип, – трепыхалки. Эти растяпы. Жалкие. – Даже если Кип и оказался в элитной группе, это не значило, что ему должно нравиться когда унижают других.
Лив вспыхнула и ответила:
– Смотри, Кип, тебе это не обязано нравиться, но дело с этим иметь придется. И, вероятно, тебе будет легче, если у тебя не будет возникать комплексов по любому поводу. Это не как дома. Знаешь почему? У нас больше нет дома. Хромерия – все, что у нас есть, и нам повезло в этом. Так что будь взрослым.
Это было как пощечина. Она была права, но он не ожидал такой ярости на пустом месте. Он отвел глаза.
– Да. Извини.
Она выдохнула:
– Нет, это ты извини. Это… я не знаю… наверное, я все еще сама привыкаю к этой жизни. В Хромерии все пронизано иерархией, Кип, и к этому нелегко привыкнуть. Я даже не знаю, хорошо ли это. Но как только ты осознаешь свое место, ты понимаешь, как тебе вести себя с другими, даже с незнакомыми людьми. Это действительно упрощает дело. Я просто… я три года прожила как монохром невнятного цвета да еще и тирейка, так что никогда не любила всю эту иерархию. Но в конце концов, я смирилась с моим местом в ней и почти закончила свое обучение, и была готова к своей дерьмовой жизни. Теперь я бихром, и все вдруг изменилось. Я останусь в Хромерии еще на пару лет, и моя жизнь будет совсем иной. Теперь меня замечают. – Она горько, печально улыбнулась. – Я думаю, ты знаешь, каково это, когда все вмиг меняется. Дело в том, что мне нравится моя новая жизнь. У меня новые наряды, украшения, содержание. Комнатный раб. Я подозреваю, что я, наверное, ненавидела не иерархию как таковую, мне просто было нестерпимо находиться на ее нижней ступени. Так что каждый раз, когда я чему-то радуюсь, я ощущаю это как подтверждение своему лицемерию.
– Обещаю осложнить тебе жизнь насколько возможно, если это тебя порадует, – сказал Кип.
Она игриво стукнула его по плечу, но задела болевую точку.
– Ты настоящий якорь спасения, Кип. – Однако она улыбнулась, когда он потер плечо. – Думаю, мне надо принять собственный совет и начать принимать все так, как оно есть. Ты сын Призмы, я твоя наставница. Я не должна была бить тебя. Оролам, ты же сын Призмы, как я посмела?
У Кипа стеснило грудь.