– Сын, я говорила твоему отцу, что хотела бы Освободиться каждый год в течение последних пяти лет. Он запрещал. Я чувствую, что соскальзываю. Я три года не извлекала, и жизнь моя становится серой. Я очень люблю твоего отца, но он всегда был эгоистом. Андросс вечно будет цепляться за жизнь и власть и не хочет остаться один. Мне… жаль его, сын, и я отдала ему эти годы ради любви, что некогда была между нами. Ты знаешь, я верна ему, но мы оба понимаем, что он расценит это как измену. И я знаю, что он будет винить скорее тебя, чем себя, но если мне приходится выбирать между долгом перед твоим отцом и Ороламом…
– То Оролам побеждает.
Она погладила его по колену.
– Я отправила гонца к Корвану Данавису…
– Корван жив? Я боялся, что на стене…
Она печально улыбнулась:
– Он в порядке. Но твои защитники проиграли, несмотря на твой героизм.
Мой героизм. Только его мать могла говорить о его героизме без намека на иронию. Что бы ты подумал об этом в своей тюрьме там, внизу, братец?
– Так или иначе, я послала к нему, чтобы ему дали знать, что ты очнулся. Я рада снова увидеть его. Он хороший человек. – Конечно, она знала, что Корван отправился в изгнание, чтобы поддержать маскарад Гэвина, но, как всегда, она говорила уклончиво, на случай если подслушивают. Мать Гэвина всегда умела жить и высказывать свое мнение, несмотря на давление придворной жизни и требования этикета, секретности и конфиденциальности. – Встретимся вечером, сынок.
После ее ухода Гэвин медленно оделся, проверяя, не получил ли он какого-то серьезного повреждения после вчерашнего. У него все болело, но он явно заслуживал большего. Его мускулы разойдутся в течение дня, и он думал, что готов извлечь необходимое этим вечером. После полудня Солнцедня.
В дверь тихонько постучали, быстро отбивая ритм старой песенки, которая нравилась им с Корваном. Дверь открылась. Вошел генерал.
– Ты на ногах! – В его голосе слышалось удивление.
– Ну не особо для поддатого. Спасибо, что дал отоспаться, но ты сам знаешь, что тебе нынче понадобится моя помощь. Какова ситуация? – Гэвин зашнуровывал рубашку.
Корван схватил голову Гэвина обеими руками и уставился ему в глаза. Гэвин попытался сбить их, но Корван держал крепко.
– Какого дьявола? – спросил Гэвин.
– Ты должен был умереть, – сказал Корван. – Помнишь, сколько ты извлекал вчера?
– Еще как, спасибо, включая головную боль, которой ты сейчас поспособствовал.
После еще нескольких мгновений Корван отпустил его.
– Простите, Владыка Призма. Говорят, когда Призма начинает умирать, появляются особые признаки. Понятия не имею какие, но я решил, что если что и сломает тебя, так это то, что ты сделал вчера. Даже Призма не должен быть способен извлекать столько. Но глаза вроде в порядке.
Гэвин отмахнулся:
– Как мы потеряли стену?
Корван резко выдохнул:
– Раск Гарадул либо чокнутый гений, либо просто чокнутый, вот как.
– Значит, никто не пристрелил этого ушлепка, когда он бросился в ворота?
– Им повезло. Думаю, ты до усрачки перепугал обе стороны тем… что ты сделал. Снайперов трясло так, что они в упор попасть не могли. Затем, когда люди увидели, что Раск атакует, а ты упал, они решили, что ты мертв – что он каким-то образом одолел тебя. Черные отволокли тебя в безопасное место, а большая часть наших лучших тирейцев уже была перебита в бою. – Он сжал переносицу. Головная боль от перенапряжения.
Гэвин забыл, что у Корвана всегда бывали головные боли после боя. Теперь Гэвин мог это представить – Призма лежит, элитные черные гвардейцы внезапно отступают, а враг атакует, словно ему плевать на все, что сделал Гэвин. Немудрено, что тирейцы пали духом.
– Значит, люди Гарадула поддержали его атаку, а наши… разбежались? Их вырезали? Что?
– Вообще они удерживали ворота несколько минут. Но, конечно же, запутались при маневре смены войск свежими, чему я пытался их научить. – Это был момент, когда мушкетеры, перезарядившие мушкеты, сменяли передовые линии. – Но они сумели передать заряженные мушкеты вперед, забирая те, что надо было перезарядить. Они теряли позицию, но не быстро, и защитники стены держались. Становилось темно – я уж думал, мы удержимся.
– И что?
– Порох закончился. – Он вздохнул. Гэвин видел, что генерал воспринимал это как личную неудачу. – Конечно, где-то в другом месте его было полно. Я послал за ним, но… случайности войны. – Путаница, или шпионы, или гибель гонца, или дезертирство обозной обслуги, и сверху офицеры, не проверившие дважды выполнение приказа либо по собственной неопытности, либо из-за трусости, либо из-за гибели. Любое звено в цепи могло лопнуть в армии, в которой многие были вообще необучены, и мало какие подразделения практиковались вместе. Просто лопнуло звено доставки пороха.
Конечно, в первую очередь такого не случилось бы, если бы Гэвин достроил эти чертовы ворота. Или был бы сильнее. Или бы не это ядро, что разбило его формы. Но что махать кулаками после драки.