Черная Призма

– Тогда пусть узнают, что вы умерли как мужчина, – сказал Гэвин. Это было как пощечина. Его семья явно значила для него все. Гэвин начертал синюю платформу на воде. – Вы хотели уйти, господин Крассос? Идите.

Крассос без промедления спустился по ступеням синей люксиновой платформы, неся свой сундук. Он сделал около пятнадцати шагов прежде, чем люксин треснул и он упал в воду. Через мгновение он бил ногами по воде, чтобы не дать плавучему сундуку опрокинуться ему на голову и утопить его.

Прилив только начинался, так что он просто качался взад-вперед, не приближаясь к берегу, но его и не относило к другим пирсам или Хранительнице в открытое море.

Тысячи глаз молча смотрели на него. Через минуту ему уже не приходилось отталкивать сундук, чтобы его не затянуло под него – сундук уже не так высоко плавал в воде. Он пытался дерзко смотреть на пристань, на Гэвина, но его мокрые волосы падали ему на глаза, и ему не удавалось как следует тряхнуть головой, чтобы отбросить их.

Он выкрикнул что-то перед тем, как уйти под воду. Гэвин не понял его. Еще одна смерть. Он не любил Крассоса, ненавидел его замашки, ненавидел тот тип аристократии, который он представлял, – которые берут и даже не думают вернуть хоть кроху. Но он только что убил человека, сделал врагами его семью – и это в разгар войны, которая и так сделала бы все за него.

Гэвин искал пузыри на воде, но не видел их. Крассос уплыл слишком далеко. Гэвин поднял руки и опустил их.

– Оролам милосерден! – возгласил он, завершая суд. Он уже слишком много времени провел здесь. Он отвернулся. У него за спиной воду резал акулий плавник, как стремящаяся к цели стрела.

Глава 78

К закату Гэвин покончил с большинством публичных ритуалов этого дня. Это было большое представление, и он сделал все что мог, чтобы каждый из ритуалов был особенным.

Этой частью дня он был доволен. Он всегда работал почти обнаженным. Цвета возникали и шли волной по его телу, исходили из тела и создавали впечатление, что возвращались в него. Было немного больно использовать столько магии после вчерашнего сражения, но этой частью он не поступился бы никогда.

Однако все это слишком быстро закончилось, и люди вернулись к своему празднику. Он продлится всю ночь. Солнцедень длился до следующего рассвета. Праздник тех, кто должен быть Освобожден, начнется в полной темноте. Он сидел в маленькой часовне в крепости. У него оставалось несколько минут, предполагаемых для молитвы.

Когда-то он и использовал их для молитвы. Но с этим было покончено. Если Оролам существует, он занят, спит или ему наплевать, а то и насрать. Говорят, для Оролама время течет иначе. Это объясняет, почему он поступал так в течение всей жизни Гэвина.

У Гэвина стеснило грудь. Ему было трудно дышать. Часовня казалась слишком тесной, темной. Его пробил пот, холодный липкий пот. Он закрыл глаза.

Возьми себя в руки, Гэвин. Ты можешь это сделать. Ты уже раньше это делал.

Это для них.

Это ложь. Это все ложь.

Это лучше альтернативы. Дыши. Это не ради тебя. Ты хочешь выйти к ждущим тебя извлекателям и сказать, что вся их жизнь – обман? Что их служение напрасно? Что Оролам не видит их самопожертвования? Что все, что они делали, отдавали, – бессмысленно? Все умирает, Гэвин, не лишай смерть для этих людей смысла. Не заставляй их счесть себя бесполезными. Жертву – пустой. Жизнь – бессмысленной.

Это был тот же самый спор, который он вел с собой каждый год. Он взял с собой в часовню ведро, а также добавочные благовония.

Несколько лет его рвало.

В дверь часовни постучали.

– Владыка Призма, пора.

На следующую ночь Кипу не завязали глаза. Ему надели темные очки, завязали на затылке, туго прижав к глазницам, и оторвали рукава его рубахи. Это затруднило бы извлечение – все вокруг него заметили бы заранее.

– Похоже, они хотят, чтобы мы что-то увидели, – сказала Каррис, когда стража, Зерцала и извлекатели торопили их из фургона.

Их привели к периметру безопасности вокруг шатров.

Это место странно выделялось среди всего лагеря, поскольку ему было отведено слишком много пространства. Сам периметр представлял собой просто веревку, натянутую между наспех вбитыми в землю жердями, но он был огромен – и никто из лагеря даже не приближался к этому кругу. Внутри перед платформой собралась небольшая по сравнению с периметром толпа. Солнце уже совсем село, хотя еще не было темно.

– Они не хотят, чтобы их подслушали, – сказала Каррис. – И поняли, насколько они двинутые. Они хотят поднять войска при помощи какой-то идиотской выходки, прямой насмешки над нормальностью.

Нормальность? А, это относится к людям, которые не могут извлекать. Минутку, это означает…

Когда они подошли поближе, Кип увидел, что его вывод верен – здесь были только извлекатели. Тут было восемьсот, а то и тысяча извлекателей!

– Оролам, – выдохнула Каррис. – Да тут сотен пять извлекателей.

Значит, я считать не умею, и что?