– Надо было думать об этом прежде, чем подписывать контракт. Но дело прошлое. Лив, если ты сумеешь добиться хоть одной частной встречи с Гэвином Гайлом, мы обучим тебя на бихрома. Подберись к нему поближе – и получишь еще более щедрое вознаграждение. Но откажешься – и твоя жизнь превратится в адский камень. У меня полная власть над твоим контрактом. И я ею воспользуюсь.
Предложение обучить Лив на бихрома казалось чертовски щедрым за одну встречу с Призмой, но она понимала логику того, что за этим стояло. Призма может делать что хочет, но спать с тирейкой-монохромом несомненно покажется отсутствием вкуса. Дешево. Бихром, с другой стороны, имел хоть какую-то ценность. Правда была в том, что предложение все равно оставалось весьма щедрым, и Гэвин мог что-то заподозрить, но трофей – получить шпиона рядом с самим Призмой – выглядел так заманчиво, что рутгарцы были готовы рискнуть. Они делали все, чтобы Лив сказала «да».
– Кроме того, – сказала Аглая, – если ты окажешься умнее, чем я думаю, ты сможешь найти того, кто отдал приказ сжечь Гарристон. Ты найдешь виновника смерти твоей матери.
Глава 31
Гэвин затравил много цветодеев, но этот был какой-то не такой.
Безумие поражало каждого цветодея по-разному, но синие всегда упивались порядком. Они любили твердость синего люксина. Большинство со временем пытались усовершенствовать себя с его помощью. Каждый из них верил, что они смогут избежать безумия, если будут достаточно тщательны, умны и станут обдумывать каждый шаг. Но кем был синий, пересекающий самую красную пустыню Семи Сатрапий?
Рондар Вит был направлен в маленький приморский городок Рутгара. Женат, четверо детей, хорошие взаимоотношения со своим покровителем, который две недели тянул, прежде чем сообщить об исчезновении Рондара – никому не хочется верить, что его друг сошел с ума.
Гэвин брел по пустыне. Он на короткое время остановился у своего связника на побережье, оделся полностью в красное, вооружился и думал, что настигнет цветодея до темноты. Тем не менее он выдохся. Скользил над землей он быстро, но его руки, плечи, ноги и пресс ныли. Воля иссякла. У Призмы не возникало светоболезни, когда он слишком много извлекал, но он все же устал и его потряхивало.
Подойдя к вершине дюны, Гэвин остановился, чтобы не выделяться на фоне горизонта, и начертил пару длинных линз. Обычно выслеживать синих было легко, поскольку какими бы хитрыми они ни были, большинство терпеть не могло нелогичности. Если понять, куда именно они идут, то накроешь их на самом эффективном пути туда. Гэвин понятия не имел, какова цель этого цветодея, но он следовал линии берега. Если только его цель не была поблизости, то Гэвин предполагал, что одержимец продолжит идти вдоль берега, держась на расстоянии от самого побережья, избегая ферм и городков. Конечно, цветодей сделал ошибку, подойдя слишком близко к краю пустыни, чтобы быстрее добраться до воды, и его заметил мальчишка, который пас тощий скот пустынных кочевников. Мальчик рассказал отцу, а тот поведал всем, включая связного Гэвина.
Несколько дней цветодей пытался уйти как можно дальше от пастухов.
Так что Гэвин строил догадки, извлекая синий, чтобы помочь себе думать, как они. Поскольку у цветодея не было лошади, насколько видел пастушонок – а лошади, как правило, терпеть не могли цветодеев, – человек, идущий через пустыню, слишком быстро передвигаться не может. Гэвин бывал тут и прежде, и хотя не знал местности досконально, было несколько точек, где человеку надо решать, идти ли по прибрежной дороге или по торговой через Треснувшие Земли. А кое-где Треснувшие Земли становились настолько искореженными и опасными, что там не было торговых троп вообще. Гэвин не собирался выбирать. Он ждал в одной из точек, где дороги встречались и расходились.
Он ждал. Он вытянул рубаху из-под пояса, застегнул через пуговицу, чуть сдвинул набок и снова заправил, выпустив с одной стороны. И стал ждать. Он перекачивал субкрасный в огненные кристаллы, чтобы отводить жар от тела, наблюдая, как крохотные кристаллики обретают очертания, сминаются и вспыхивают. Каждые десять минут он возвращался к вершине высокой дюны, высовывал голову и озирал пустыню.
Когда солнце спускалось, Гэвин заметил красноречивый блеск. Забыв об усталости, он вновь стал кружащим ястребом, поджидающим, когда сурок высунется из норы. Он ощутил тот же приступ черной ярости, который переживал каждый раз. Он должен убить цветодея, немедленно, не слушая его лжи, оправданий, надменного безумия.
Нет, на сей раз он выслушает – сначала.