Черная Призма

Выражение лица Дазена сказало Гэвину, что он совершил ошибку. Брат отдернул голову, оцепенел, потом на его лице возникло замешательство, потом надежда, и наконец он рассмеялся. Это была искренняя радость. Дазен хохотал, мотая головой, все хохотал, доводя себя до исступления. Затем он прислонился к синему люксину между ними, но, естественно, с уверенным видом.

– Есть то, что беспокоит меня больше всего остального, – сказал Дазен. – Больше, чем твое предательство. Больше, чем твои убийства. Больше, чем жестокость моего заключения, – лучше бы просто убил. Больше, чем то, что ты украл у меня Каррис. Больше, чем все прочее все вместе взятое. Как так вышло, что никто не заметил?

– Не будем повторяться, мертвец, – сказал Гэвин. – Не хочешь торговаться – ладно. Я ухожу.

– Вот моя ставка. Дай мне это услышать, и я расскажу тебе о кинжале.

Кинжале? Дазен нарочно бросил эту наживку. О, проклятие. Гэвин что-то упустил. Грудь его сдавило, перехватило горло. Дышать было трудно, еще труднее сохранять лицо бесстрастным. Здесь никого не было. Никто не сможет подслушать, если он скажет это вслух. Информация была не нова. А если он сможет получить новую информацию в обмен на старую, это не будет проигрышем. Но ощущалось именно так.

Гэвин облизнул губы.

– Мое имя Дазен Гайл, и я украл твою жизнь.

– Как ты сделал это, Дазен? Почему никто не заметил?

Я взял твою одежду и вышел из пламени у Расколотой Скалы. После нашей драки мое лицо распухло. Я уже сделал себе твой шрам и подстриг волосы как ты. Я просто начал отдавать приказы, и твои люди стали моими.

– Я просто вел себя как самовлюбленная скотина, и все решили, что я – это ты, – сказал он, изображая равнодушие.

Узник рассмеялся, проигнорировав последнее.

– Для начала неплохо. Тебе полегчало, не правда ли? Говорят, исповедь облегчает душу.

Дазен – Гэвин! – зарычал.

– Теперь… про кинжал.

– Это моя месть, братишка, – сказал узник. – Это сладкая песнь победы. Удар стилета в ночи. Сухость в твоих костях. Бессонница и страх. Это твоя смерть и моя свобода, Дазен. Это конец всей твоей лжи.

– И, похоже, я только что слышал начало твоей, – осклабился Гэвин. Его брат врал. Должен был врать. Он просто пытается заставить Гэвина тревожиться. Он лишен свободы, но не ума. Заточен, но не лишен зубов. Настоящий Гэвин рассмеялся.

– Нет, ты понимаешь прелесть того, что мне не надо врать? И что ты будешь делать, братишка? Тебе не хватает духу уморить меня голодом. Нет, ты просто будешь смотреть, как судьба подступает к тебе. Смерть обнажит свой меч, а ты будешь стоять и ничего не сделаешь. Ты всегда так поступал. – Он снова рассмеялся. – Мне больше нечего тебе сказать. Уходи.

Дазен задрожал. Каждое слово затронуло в нем какую-то глубинную струну. Он вспомнил то время, когда старший брат Каррис, Родин, поклялся набить Дазену морду, а тот стоял, выжидая, не веря, что Родин так сделает, пока не стало слишком поздно. Те страшные сны, что Дазен видел в детстве, за что старший брат Гэвин смеялся над ним. Его всегда сбрасывали со счетов, что Дазен ненавидел. Покарай Гэвина Оролам, тот всегда знал прорехи в его броне. Дазен помотал головой. Нет, теперь Гэвин – он. Маска должна быть полной, даже в его собственных мыслях. Дазен навсегда остался в другой жизни. Сейчас «Дазен» был презренной тварью по ту сторону люксина. Дазен был жалким ублюдком, пытающимся разъярить Гэвина, чтобы тот убил его. Вот и все. Узник испуган, слаб. Он лишь оболочка. Он хотел спровоцировать Гэвина на убийство, поскольку самому духу не хватает с собой покончить. Вот и все.

Человек, которым некогда был Гэвин, убил бы узника и покончил с этим. На войне Дазен стал безжалостным. Дазен любил звон оружия, плеск крови. Дазен любил власть над людьми. Дазен раздавил бы всех, кто встал бы против него. Теперь, будучи Гэвином, он не вернется к этому. Он не доставит брату этого удовольствия.

– Что же, – сказал Гэвин, – всегда приятно поговорить с тобой, но становится поздно, – конечно, еще и полдень не наступил, но ему нравилось заставлять настоящего Гэвина осознавать, насколько он потерял здесь счет времени, – а Каррис сегодня не терпится. Она взяла с меня обещание не заставлять ее ждать. – Это за измену ей, с которой я теперь разгребаюсь, скотина. – Доброй ночи, Дазен.

– Твоя ложь уже рассыпается, Дазен, – сказал узник. – Ты постоянно думаешь – кто уже знает и что они замышляют против тебя. Приятных сновидений.