Черная роза

В этот момент на площадке башни появилась женщина, в которой герцог узнал кормилицу своей невесты. Запыхавшаяся и взволнованная, она закричала на плохом французском языке, обращаясь к рыжему пареньку:

— Госпожа! Госпожа Доминик! Я ищу вас по всему замку, а вы здесь баловством занимаетесь, да еще и опять мальчиком оделись! Срам-то какой! Ох, опять попадет мне, грешнице, от батюшки вашего!.. Идемте! Ваша сестра, Мари-Флоранс, хочет немедленно говорить с вами!

И, подбежав к Дому, который отдал меч Жерару и стоял около Филиппа, вытирая рукавом вспотевшее лицо, она схватила так называемого сына графа за руку.

— Идемте быстрее!

Жан-Жак, с помощью друга, уже поднялся на ноги. Услышав слова служанки, оба оруженосца так и замерли с открытыми ртами; но внезапно парижанин, как бы что-то сообразив, собрав остатки сил, ринулся к Дому и сорвал с него шапочку. Рыжие мелко вьющиеся кудри рассыпались по плечам и спине победителя пажа Черной Розы; и Жан-Жак бессильно, со стоном опустился на землю, потрясенный до глубины души.

— Д-д-девчонка… — ошалело пробормотал Жерар, выпучивая свои маленькие водянистые глазки.

Так трагически начавшаяся сцена на площадке быстро превращалась в комедию.

Герцог, наблюдавший её из окна, не мог не улыбнуться на потрясенные лица своих оруженосцев и ярость разоблаченной Доминик, зашипевшей, как дикая кошка, когда Жан-Жак сорвал с неё шапку.

А, увидев смущенного донельзя, красного как рак графа, и вспомнив его недавние слова о доброте и кротости всех его дочерей, — Черная Роза не мог удержаться от смеха.

Он расхохотался, — и Мари-Доминик услышала это. Она подняла голову, и увидела в окне спальни сестер, — и тотчас узнала — того, кто вызывал в ней безудержную, неукротимую ненависть. И это мерзкое чудовище в маске, этот проклятый герцог смеялся… смеялся над нею!

О, если б у неё в руке оказался кинжал, и она могла метнуть его в эту наглую замаскированную физиономию, улыбающуюся ослепительно белыми зубами!

Но у Дом не было в руках ни кинжала, ни даже просто камня; и некогда было искать их, — Элиза дергала девочку за рукав, она звала её к сестре.

Герцог увидел, как благородная графская дочь оглянулась вокруг себя, в бессильной ярости топнула ногой, — и вдруг, подняв голову и глядя ему в глаза, в прорези черной полумаски, плюнула, как деревенский мальчишка, смачным плевком, в его сторону, — только так могла Доминик выразить свои презрение и ненависть к гнусному мерзавцу в окне! Черная Роза расхохотался ещё сильнее.

…Вернувшись к себе, Мари-Флоранс не сразу пришла в себя. Элиза сварила своей госпоже успокаивающий настой и, выпив его, девушка приказала верной кормилице сейчас же найти и привести к ней Мари-Доминик.

Не найдя Дом в башне донжона, служанка выбежала во двор и увидела своего младшего сына, Пьера, который, как говорилось ранее, остался с герцогскими лошадьми.

Зная, что Пьер, молочный брат Мари-Доминик, обычно сопровождает девочку на прогулках, кормилица бросилась к нему.

Пьер готов был и графу Руссильону, и даже самой Черной Розе ответить, что не знает, куда ушли Доминик и оруженосцы герцога, — товарищ Дом не выдал бы этот секрет даже под пыткой, но так порой насмехается над нами судьба! — этому юному стоику хватило всего лишь пары увесистых материнских оплеух, чтобы указать место, где происходил поединок.

Итак, Элиза нашла Доминик, и повлекла её за собой, не отвечая на расспросы девочки, в комнату Мари-Флоранс.

Когда Дом вошла туда, её старшая сестра стояла у окна, перебирая аметистовые четки. Комната Фло никогда не нравилась Дом; она больше напоминала монашескую келью, — была небольшая и темная, с узкой кроватью в алькове, над изголовьем которой висело большое распятие из черного дерева.

Мари-Флоранс была очень бледна, но внешне спокойна.

— Оставь нас, Элиза, — сказала графиня служанке.

— Что случилось, Фло? — спросила запыхавшаяся Доминик, присаживаясь на кровать.

Сестра, поджав губы, неодобрительно взирала на ее раскрасневшееся потное лицо и мальчишескую одежду. Дом привыкла, что, в отличие от отца, спускавшего своей любимице все, самые сумасбродные, выходки и лишь мягко журившего ее за ношение мужской одежды, Фло вечно пилила ее, грозя Господними карами и вечными муками, ожидающими грешную младшую сестру в аду. Но сейчас Мари-Флоранс, к удивлению Доминик, сдержалась и спросила абсолютно неожиданно.

— Ты знаешь, что к отцу приехал гость?

Дом вспыхнула и закусила губу, — она опять вспомнила смех Черной Розы.

— Да. Дьявол Лангедока… Я его видела, Фло! Это он!

— Но ты, наверное, ещё не знаешь, зачем он приехал?

— Нет. Он стоял у окна в спальне Анжель и Николь… и отец рядом с ним.

— Дело в том, сестра, что отец помирился с королем Людовиком…

— Что?!! — воскликнула не верящая своим ушам Дом. — Не может этого быть! Папа всегда говорил, что Лангедок стоит за правое дело! Наш отец не мог, не мог помириться с королем и с его мерзкими приспешниками — Монфором и Черной Розой!

— Однако, это так. И я одобряю поступок отца. Не по-христиански идти против помазанника Божьего. И сам Господь, я уверена, внушил папе эту благую мысль.