И поминали Хальдера — грибной настойкой, рыбной кашей. Первым о Хальдере рассказывал старик, который знал его еще мальчишкой. Хальдер, поведал нам старик, уже тогда был очень храбр и ловок: он плавал быстро, как тюлень, а под водой мог оставаться дольше всех, а острогу бросал на сорок пять двойных шагов, да так, что пробивал борт лодки… И много еще прочего рассказывал старик — всего и не упомнишь. А после говорил Торстайн, потом его дружинники — которые постарше, — и я узнал, что Хальдер, связанный железной цепью, три дня лежал на линии прибоя, все думали, его давно сглодали крабы, а он перетирал, перетирал звено о камни — и цепь рассыпалась, и он ушел, а после отомстил своим обидчикам! А в следующий раз, когда его обманом заманили в хижину и завалили вход и подожгли, и хижина сгорела, рухнула, а он… он так потом и не признался, как он это сделал… а он ушел оттуда невредимым и всех, кто поджигал его, схватил и сжег на том же самом месте! А уж когда он завладел плащом, который ловит ветер, тут… Да! Счастливей его не было во всей здешней стране, в Окрайе. А потом…
Молчали все. И хмурились. Смотрели на меня. А я смотрел только на Сьюгред. Она смутилась и зарделась, и опустила взор…
Торстайн же, осерчав, сказал:
— Ярл Айгаслав! Мы ждем тебя. И Хальдер ждет.
Тогда я встал и стал рассказывать… О, я рассказывал! И если верить мне, то выходило так, что Хальдер был мне больше, чем отец! И что храбрей, умней, добрей его я никого и представить себе не могу! Еще я рассказал, как Хальдер покорил двенадцать наших младших ярлов и что ему платили дань и Безволосые, и Многоречье, Песчаная Земля и даже Руммалия.
— Да! — говорил я. — Да! Он был и в Руммалии, и жег их корабли, и грабил города, и даже осадил их Главный Город, и взял бы и его, разграбил бы и сжег, но руммалийский ярлиярл пришел к нему, встал на колени и руку целовал — как раб хозяину! И Хальдер сжалился над ним, забрал все ценное, что только было в Главном Городе, и возвратился к нам в Ярлград!
— А что было потом? — спросил Торстайн.
— Он умер.
— Как?
Я промолчал. Торстайн же усмехнулся и сказал:
— Скрывать тут нечего. Оно и так понятно. Они ему и отомстили, эти руммалийцы. Убили подло. Или отравили. Ведь так было?
— Да, так, — чуть слышно сказал я. — А ты откуда это знаешь?
— И знать тут нечего. Враг должен быть убит, а не унижен. Мертвый будет лежать и молчать, никому не мешать. Униженный же будет мстить, пока не отомстит. Ты все сказал?
— Да, — кивнул я.
— Тогда пусть теперь говорит твой человек. Лузай, мы слушаем тебя!
Лузай рассказывал о битвах в Руммалии. Рассказ его был прост, правдив, и это белобровым нравилось. Но только лишь Лузай дошел до перемирия, как Торстайн встал, сказал:
— Об этом мы уже наслышаны. Ты лучше вспомни о других походах.
Лузай опять рассказывал. И снова его слушали с почтением — все, даже Сьюгред. Мне было обидно.
Потом, уже почти под утро, Торстайн сказал:
— Довольно. Хальдер, я думаю, уже устал от нас. Пора и нам ложиться.
Нам постелили у огня. Лузай — счастливый человек! — как лег, так сразу же заснул. А я лежал, закрыв глаза, и думал: ну, вот я и пришел сюда, а дальше что? И ярл ли я? И звал ли меня Хальдер? И… Много я еще о чем в ту ночь успел подумать! Когда же я заснул, мне снился Хальдер: и он был мальчиком, и я был мальчиком, и мы стояли на поляне, в руках у нас были мечи — и мы рубились. То он меня одолевал, то я его, то снова он, то снова я, и тогда я кричал, грозил ему…
И этот крик меня и разбудил. Я подскочил и осмотрелся. Лузая рядом не было. И никого в землянке не было. Через распахнутую дверь я видел свет. Так, значит, уже день…
— Ярл, — тихо сказал кто-то, — ляг.
Я резко обернулся…
Сьюгред! Она стояла рядом, на коленях. И снова повторила:
— Ярл!
Я улыбнулся и сказал:
— А, это ты, красавица!
Она насупилась, ответила:
— Так говорить нельзя. Я не твоя раба. Ляг, ярл.
Я лег. А она опустила ладонь на мой лоб и уже почти доброжелательно продолжала:
— Тебе нужно еще немного отдохнуть, и тогда ты будешь совсем здоров.
— А что, я разве был болен?
— Да, очень. Ты ночью страшно кричал. Отец велел, чтобы все немедленно вышли отсюда и не слышали твоих криков.
— А что, — настороженно спросил я, — я кричал нечто такое, чего нельзя слышать другим?
— Нет, почему же, можно, — чуть слышно ответила Сьюгред. — Мужчины часто так кричат, когда у них есть враг. И так и ты кричал, убить его грозил.
— Кого? Я называл, кого?!
— Да. Называл.
Мне стало жарко. Я думал, думал… А потом воскликнул:
— Но это ложь! Зачем мне убивать его? Он ведь и так уже убит!
— Но, значит, не тобой. Или не так, как ты того хотел.
Сказала — и смотрела на меня! Смотрела пристально! Тогда я медленно, как будто невзначай, отвел глаза. А Сьюгред продолжала:
— Сперва отец сильно разгневался. А после засмеялся и сказал, что он теперь все понял! Что Хальдер для того и призывал тебя, чтобы ты все рассказал, как есть, а он, отец, потом отомстил бы тебе за него, за своего сородича. И он отомстит! Но будет это честно, по закону — он вызовет тебя сражаться на мечах.
— Сегодня?