Черная смерть

Исаев — самый молодой в отряде, всегда бодрый и неутомимый — быстро завоевал симпатию профессора. Однажды, когда походную лабораторию загнали в тупик на станции Шарасун, юноша на лохматой монгольской лошадке отправился в разведку.

Он зорко оглядывал местность. Все тот же приевшийся пейзаж: желто-серые холмики, чуть выше, к востоку, горбатые сопки.

Внезапно он придержал лошадь: навстречу, пошатываясь, словно пьяный, двигался пушистый комок. Исаев, едва дыша, стал следить за ним. Больной тарбаган?! Не может быть… Вот сейчас зверек кинется прочь, как это бывало уже десятки, сотни раз… Но нет, он идет прямо под копыта равнодушной монголки!..

Исаев бесшумно соскользнул с седла и вытащил из привязанного к нему мешка сетку, похожую на маленький невод. Еще мгновение — и сетка накрыла пушистого тарбагана.

Спустя минуту, счастливый всадник скакал к станции, держа в руках мешок с драгоценной добычей. Несомненно, тарбаган — чумной. Своими глазами Исаев видел и вздыбившуюся, неряшливую шерстку, и вспученное брюшко, и тупое равнодушие ко всему. Заболотный искал его более десяти лет.

Исаев с шумом ворвался в вагон…

— Профессор! Вот он наконец!..

Заболотный увидел мешок и сразу вскочил.

— Что? Нашли?

Вошла Чурилина. Не оборачиваясь. Заболотный сказал ей вполголоса:

— Надевайте костюм..

Пока профессор препарировал зверька, Исаев неотступно следил за его руками.

Вот уже посеян материал на питательные среды. Чурилина сделала мазок для бактериоскопии и придвинула Заболотному микроскоп: сейчас он, и только он, скажет, удастся ли добыть из крови больного грызуна чумные бактерии.

Заболотный приник к объективу. По лицу профессора пробежала тревога.

— Ничего похожего на чуму.

Заболотный посмотрел на ассистентов. В чем же дело? Значит, у тарбагана другая болезнь? Но ведь все признаки совпадают. Исаев со свойственной ему педантичностью очень точно передал свои наблюдения. Все было бы понятно, если бы исследованиям подвергался не живой грызун, а его труп, — тогда посторонняя микрофлора могла бы утаить чумные бактерии от пытливых глаз человека. Нет, надо проверить еще раз…

Новый мазок лег под микроскоп. И так снова и снова.

И вдруг… Пальцы крепче сжали винт. Заболотный почувствовал, как кровь прилила к голове: в объективе отчетливо вырисовывались неподвижные палочки с характерной неравномерной окраской. Наиболее интенсивно окрасились концы, а средняя часть тела микроба осталась бледной. Вот оно — биполярное, ярко выраженное окрашивание!

— Чума! — вскрикнул Заболотный, хотя это был еще только предварительный ответ.

Он покинул лабораторию спустя несколько дней, с упорством одержимого ставя опыт за опытом, еще и еще раз проверяя диагноз. И он нашел то, что искал: чистую культуру чумы. Теперь доказано, где прячется между эпидемиями «черная смерть»!

«Гипотеза профессора Заболотного подтвердилась!» — оповестил весь научный мир популярный в то время журнал «Русский врач».

Заключенная в пробирку чистая культура бактерии чумы бережно хранилась на питательной среде. Найденный новый штамм отправили в противочумную лабораторию, в форт «Александр I», расположенный близ Кронштадта.

ЭПИЛОГ

В 1918 году в голодающем Петрограде вспыхнула эпидемия холеры. На заседание Петроградского Совета пришел прямой высокий человек с седеющей бородкой. Он подошел к трибуне и сказал отчетливо:

— Отдаю себя в ваше полное распоряжение, товарищи!..

Так встретил Советскую власть известный русский ученый Даниил Кириллович Заболотный. Ему были даны самые широкие полномочия для организации борьбы с холерой.

Его вчерашние единомышленники кричали:

— Ваш поступок унижает науку! Выступив в Совете депутатов, вы запятнали свое славное имя ученого!

Заболотный с достоинством отвечал:

— А вы хотите, чтобы я вступил в союз с холерой? Предоставляю это вам…

Огромную поддержку в те. дни Заболотному оказал А. М. Горький.

Как-то, согреваясь чаем в нетопленой профессорской квартире, Алексей Максимович осторожно спросил:

— Какие же у вас трудности на холерном фронте, Даниил Кириллович?

Заболотный нахмурился:

— Если говорить честно, мешают нехватки, то одни, то другие. Ну, скажите, Алексей Максимович, могу ли я выращивать холерного вибриона на чае с сахарином? У меня нет питательных сред в достаточном количестве. Есть пептон, но агара не хватает…

Поразмыслив, писатель сказал;

— Вот буду у Ленина, скажу ему об этом.

— Да разве Владимира Ильича можно беспокоить по такому вопросу?! — изумился ученый.

Горький улыбнулся в усы:

— О, еще как можно! Я о Павлове докладывал ему. Он тут же распорядился — сделать все возможное и поддержать материально академика и его лабораторию. Это же Ленин!..

Горький с живым интересом наблюдал за бурной деятельностью Заболотного и иногда по вечерам внимательно слушал его увлекательные рассказы.

— Очень надо было бы написать о вашей жизни, об учителях ваших и ваших учениках, — сказал однажды великий писатель.

Шли годы…