Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Однако тот еврейский либерал, вероятно, пытался дискредитировать раввина Соломона. У него могло быть «необрезанное сердце», как говорил о нем один критик, но он не был глупцом. Нет никаких свидетельств того, что он передал работы Маймонида враждебной церкви. Тем не менее в самом «духе» обвинения либерала есть доля правды. Заинтригованные жалобами раввина на Маймонида, инквизиторы начали изучать другие еврейские религиозные сочинения. Как и ожидалось, им не потребовалось много времени, чтобы найти провокационные произведения.

В 1240 году, через восемь лет после полемики вокруг Маймонида, произошел еще один конфликт. На этот раз, однако, речь шла о главном произведении иудаизма – Талмуде, а противостояние было между христианами и евреями. Двумя центральными фигурами в этом деле были Николас Донин, обращенный в христианство еврей, ставший францисканцем[725], который обратил внимание Ватикана на оставленный без внимания Талмуд, и раввин Иехиэль бен Йозеф, который защищал книгу в знаменитом диспуте в 1240 году.

В большинстве рассказов о том событии раввин Иехиэль упоминается как искусный и изворотливый оппонент. В одном из диалогов Донин спросил: Разве Талмуд не оскорбляет Иисуса? Да, – ответил раввин Иехиэль. Талмуд с пренебрежением отзывается о каком-то человеке по имени Иисус, но затем, имея в виду правящего французского монарха Людовика IX, он добавляет: «Не каждый Людовик, рожденный во Франции, является королем Франции. Разве не случалось так, что двое мужчин родились в одном городе, носили одно имя и умерли одинаковой смертью? Таких случаев много»[726].

Раввину Иехиэлю пришлось согласиться с точкой зрения Донина о том, что Талмуд запрещает евреям общаться с христианами. Но и здесь он смог перехитрить соперника. Он напомнил официальным лицам, наблюдавшим за диспутом, что христианский закон тоже препятствует контактам между христианами и евреями. Более того, добавил раввин, несмотря на такие запреты, в повседневной жизни эти две группы людей часто свободно общаются друг с другом. «Мы [евреи] продаем скот христианам, мы сотрудничаем с христианами, мы не противимся тому, чтобы оставаться с ними наедине, мы отдаем наших детей кормилицам-христианкам»[727]. Несмотря на такого в высшей степени профессионального защитника, через два года после диспута, в 1242 году, Талмуд был признан виновным в ереси и публично сожжен на площади Парижа.

В Средние века, когда знания об иудаизме росли, христианские взгляды начали укрепляться. Евреи считались не просто «упрямыми в своем вероломстве» – это было уже старое обвинение. Они еще и угрожали «оскорблением христианской веры». Это было новое обвинение, и своим намеком на подрывную деятельность оно открыло дверь политике, которую августинское «но» когда-то помогало держать под контролем.

В течение следующих пятидесяти лет происходили массовые изгнания евреев в Англии и Франции, их принудительное обращение в христианство и массовые истребления.

Можно было бы обвинить Бога в жестокости, если бы кто-то думал, что стойкость евреев, претерпевающих все эти страдания, может остаться незамеченной… Евреев притесняют самыми высокими налогами, словно каждый день они вынуждены заново покупать право на жизнь… если они хотят путешествовать, то должны платить деньги, чтобы получить… защиту… [и они] не могут владеть полями или виноградниками… Таким образом, единственная доступная им профессия – это ростовщичество, которое только усиливает ненависть христиан к ним.

– ПЬЕР АБЕЛЯР[728]

В Средние века зародился стереотип о длинном еврейском носе, тогда же появился и стереотип о том, что все евреи – ростовщики. В «Сокровище и законе», рассказе о подписании Великой хартии вольностей, одного из важнейших документов Средневековья, Редьярд Киплинг смог уместить в одном предложении почти все средневековые клише о ростовщиках. «Двери закрываются, свечи зажигаются», еврейские ростовщики с досадой снимают с себя лохмотья и начинают решать судьбы мира с помощью своих тайных знаний об этой «могучей подземной реке» – золоте[729]. Однако описание Пьера Абеляра, отца схоластики и любовника Элоизы, гораздо ближе к истине. Средневековые евреи стали ростовщиками из-за отчаяния, а не из-за желания прибрать к рукам «могучие подземные реки» из золота.