Передвигаясь по серому дождливому городу, словно в лихорадке, чума сновала от дома к дому, от улицы к улице, от квартала к кварталу. Она заглянула в многолюдный торговый квартал на Правом берегу, где жили сиенские и флорентийские банкиры, на Гранд Рю, где двумя годами ранее французская кавалерия бросилась в бой с англичанами, в Ле-Аль, куда местные фермеры привозили свою продукцию по пятницам, в Сен-Жак-ла-Бушери, квартал мясников, где сердитый парижский ветер пробегал рябью по лужам с кровью животных, и на Правый берег, где каждое утро собирались толпы, чтобы купить товары с прибывающих баржей.
На Левом берегу, который уже тогда считался студенческим кварталом, чума заглянула в Сорбонну, основанную сто лет назад богословом Робертом де Сорбоном и через сто лет ставшая ярым врагом Жанны д’Арк, в Наваррский колледж, где находился первый публичный театр в Париже, и, конечно же, в Парижский университет, соперничавший с Болоньей за звание старейшего университета Европы (Парижский университет датирует свое происхождение от школ диспута XII века, относившихся к Нотр-Даму)[524]
. Записи, сделанные в период эпидемии, показывают, что чума унесла жизни большого количества преподавателей университета. В 1351 и 1352 годах преподавателей по некоторым дисциплинам не хватало, и администрации пришлось снизить требования к академической квалификации[525]. Примечательно, однако, что все авторыГрузный и неуверенный в себе, Филипп был человеком глубоких противоречий. С одной стороны, он отважно сражался в битве при Креси и хотел, чтобы его похоронили как викинга, – сердце короля надлежало отправить в церковь в Бургфонтэн, а внутренности – в монастырский дом в Париже, чтобы удвоить количество молитв, возносимых во упокоение королевской души. С другой – Филипп сбежал из Парижа почти сразу после наступления эпидемии. В течение следующего года он изредка появлялся в Фонтенбло, в Мелуне и у гроба своей умершей от чумы супруги, сварливой королевы Жанны Бургундской. Но на публике он не появится вплоть до начала 1350-х годов, когда потрясет Париж одним гнусным предательством. Отчаянный моралист, который ненавидел, когда имя Господа произносится всуе – во Франции при правлении Филиппа богохульникам отрезали верхнюю губу, – он украл будущую невесту своего старшего сына, красавицу Бланку Наваррскую, за несколько месяцев до того, как пара должна была обвенчаться[526]
.Жан Морелле, в отличие от своего короля, предпочел остаться в Париже, и поэтому мы сейчас располагаем более детальными, чем оценки обычных хронистов, сведениями, с помощью которых можно измерить смертность в городе. Морелле трудился в приходе Сен-Жермен-л’Оксерруа каноником или священником – записи того времени не дают точный ответ. Сегодня этот приход находится в одном из самых густонаселенных районов Парижа, в окружении множества знаменитых зданий, таких как Лувр и площадь Согласия, но в 1340 году, когда Морелле стал директором строительного фонда Сен-Жермена, единственной достопримечательностью, как и в любом городе, была находившаяся неподалеку мощеная Гранд Рю. Из своего кабинета в церкви директору открывался прекрасный вид на ветряные мельницы, лодочников и шаткие пирсы вдоль все еще не облаченной в гранит Сены.
Обязанности Морелле в качестве директора строительного фонда были не очень обременительными. Когда покойный прихожанин оставлял завещание, он делал об этом запись. За первые восемь лет своего пребывания в должности, примерно с середины 1340 до середины 1348 года, фонд получил в общей сложности семьдесят восемь наследств, что было совсем немного, чтобы директор чувствовал себя загруженным по работе[527]
. В самом деле, смертность в приходе была настолько низкой, что бо́льшую часть времени Морелле, кажется, занимался тем, что подсчитывал в уме сумму пожертвований. Судя по записям фонда, он обновлял список дарителей только один или два раза в год. Однако летом 1348 года все изменилось.