Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Прибытие чумы в Сен-Жермен совпало с пожертвованием в размере двадцати четырех су. В то время как за шесть су человек мог купить хорошего коня, двадцать четыре су были приличной суммой. Еще более необычной была цель, на которую были потрачены деньги. До сих пор все пожертвованное имущество шло на содержание приходской церкви и на будущие строительные проекты. Эти же двадцать четыре су пошли на покупку погребальных пелен для прихожан. Примерно в то же время внезапно резко выросло количество завещаний. На протяжении большей части 1340-х количество пожертвований в фонд составляло меньше десяти в год. За девять месяцев с июня 1348 года по 25 апреля 1349 года было получено в общей сложности 445 завещаний, что примерно в сорок пять раз больше, чем ранее.

Во второй половине 1349 года количество пожертвований в фонд держалось на рекордном уровне. В сентябре, через пятнадцать месяцев после прибытия чумы в Париж и через семь месяцев после закрытия муниципального кладбища Невинных из-за нехватки места для захоронения, объем пожертвований в строительный фонд достиг рекордно высокого уровня. Морелле, который теперь был вынужден ежемесячно обновлять записи фонда из-за увеличившегося объема пожертвований, отмечает, что приход получил 42 наследства. В октябре число снизилось, но незначительно – до 36 завещаний.

Цифры, приводимые директором Морелле, олицетворяют собой единый поток смертей в одном отдельно взятом парижском приходе и не могут быть отнесены ко всему городу. Тем не менее по ним видно, что в Париже происходило что-то беспрецедентное, и это впечатление подтверждается описанием летописца де Венетта событий в Отель-Дьё. Как и большинство средневековых больниц, в том числе Ла Линьот в Авиньоне, Отель-Дьё был домом для престарелых, приютом для бездомных и малоимущих, а также медицинским учреждением. Именно это и вывело его на передовую во время эпидемии.

«В течение значительно большого периода времени, – говорит летописец, – более 500 тел в день вывозили на телегах из Отель-Дьё [на остров Сите] для их погребения на кладбище Невинных [на Гранд Рю]». Часто в повозках находились трупы filles blanches[528], которые ухаживали за больными. «Святые сестры Отель-Дьё, – писал де Венетт, – работали с любовью к делу и великим смирением, не обращая внимания ни на что земное. Многие из них были призваны к новой жизни и теперь отдыхают, как все свято верят, в царствие Христа»[529].

Некоторые историки ставили под сомнение показатели смертности, приводимые де Венеттом, но они не противоречат оценкам других средневековых хронистов[530]. В Grandes Chroniques de France, которые вели монахи из находящегося неподалеку Сен-Дени, говорится о восьмистах людях, умиравших «каждый день» в городе. Один итальянский купец сообщает, что «13 марта [1349 года] было похоронено 1573 представителя знати, не считая мелких чиновников». Другой житель утверждает, что «за один день было похоронено 1328 человек». В течение восемнадцати месяцев – с июня 1348 года по декабрь 1349 года – Париж, кажется, почти каждый день терял количество жителей, эквивалентное крупной деревне, а в плохие дни – крупному городу. По словам Ричарда Шотландца, во время чумы погибло 50 тысяч жителей[531]. «Ничего подобного люди не слышали, не видели и не читали ранее»[532], – писал один современник.

Постоянное присутствие смерти, кажется, повергло в уныние директора Морелле. По мере того как 1349 год подходил к концу, в его поведении стало проявляться некоторое равнодушие. Записи директора то и дело прерываются, а в работе сквозит нехарактерная для него небрежность. Он больше не утруждает себя записью имен новых жертвователей, фиксирует только суммы, внесенные в фонд. Кажется, умершие люди будто перестали что-то значить для него, как будто он больше не мог представить их как что-то другое, а не кучу трупов в одной из маленьких повозок смерти, курсирующих под дождем туда-сюда на кладбище Невинных. Историк Джордж До считает, что такое безразличие позже стало обычным явлением в жизни людей, когда монотонность смерти сменила страх перед ней. До сравнивает выживших с «солдатами, которые были на передовой так долго, что они больше ничего не знают и их совсем не волнует то, выигрывает ли их сторона или проигрывает, или даже то, что вообще означают эти термины. Война превратилась в бесконечные ужас и усталость, видоизменившиеся в своего рода скуку, которая разрушает все, кроме моторных функций тела»[533].