Черная вдова

- Да-да, - ответил профессор, направляясь за Леной в комнату. Посадили в вагон. Ваш Эдисон остался. Мне кажется, Орыся сразила его наповал.

- А Эрик где?

- По-моему, уже спит, - улыбнулся профессор. - Понимаете, Леночка, мне показалось, что вам было грустно оставаться одной. Или я ошибаюсь? Скворцов-Шанявский внимательно посмотрел на нее.

- Спасибо, что вернулись, - смущаясь, но все же выдержав этот взгляд, ответила хозяйка.

Валерий Платонович взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй.

- Чай, кофе? - предложила Лена.

- Что вы! Обкормили, опоили... Если разрешите, немного музыки?.. Негромко?

- С удовольствием, - поднялась было Ярцева, но профессор опередил ее.

Он нажал клавишу кассетника и чуть приглушил звук. Заиграла музыка, на которой прервалось их общее сидение. Играл один из модных западных ансамблей. Мелодию разобрать было трудно, но звуки, раздававшиеся из колонок, возбуждали чувственность. Хрипловатый голос не то мужчины, не то женщины модулировал, придыхал, словно исполнитель был в любовном экстазе.

Скворцов-Шанявский протянул Лене обе руки. Она встала, и он медленно повел ее в танце, все сильнее и сильнее прижимая к себе. И опять она почувствовала его волнение, как тогда, в первый раз. Волнение партнера передалось и ей.

- Молодые думают, что они умеют любить, - говорил Валерий Платонович, почти касаясь губами ее уха. - Но пожилые любят тоньше и глубже... Боже мой, Леночка, вы даже не можете себе представить, сколько в вас обаяния, женственности!

- Да? - почему-то шепотом спросила она.

- Поверьте, - тоже тихо продолжал Скворцов-Шанявский. - Почему я не встретил вас лет тридцать назад!

- Меня просто-напросто еще не было! - улыбнулась Лена, которой хотелось, чтобы он говорил и говорил, глядя на нее завороженными глазами.

У нее кружилась голова. Оттого, что такой человек (профессор! Из Москвы!) дарит ей свое внимание и влюбленность.

- Милая, чудная! - ласкал ее взглядом Валерий Платонович. - Вы - мой последний взлет! Что я могу для вас сделать? Что? Просите, что угодно!

- Ничего мне не надо! - смеялась Лена. - Ни-че-го-шень-ки!

- У меня сердце разрывается, что вы страдаете из-за тех безделушек, которые у вас украли! Боже мой, да вы... да вы... - он замолчал, не находя слов.

- Шут с ними! - отмахнулась Ярцева. - Я больше переживаю из-за того, что папа с мамой узнают! Это для них такой удар!

Музыка кончилась.

- Насколько я понял, это был гарнитур? - спросил профессор.

- Да, - кивнула Лена. - Остался только перстень.

- Можете показать?

- Пожалуйста.

Она пошла в спальню, профессор - за ней. Лена достала из трельяжа футляр с монограммой.

Скворцов-Шанявский долго рассматривал кольцо, вертел им так и этак.

- Изумительно! - наконец выговорил он. - Изумительно! Старинную работу сразу видно. Леночка, у меня в Москве есть ювелир. Мастер высочайшего класса! Художник! Скопирует любую вещь! Вы смогли бы подробно нарисовать пропавшие вещи?

- Конечно! - загорелась Ярцева. - Я вообще неплохо рисую. Но зачем рисовать? - Лена достала альбом с фотографиями и нашла снимок, где она снялась в бабушкиных драгоценностях. - Вот...

- Прекрасно! - обрадовался профессор. - Можно, я заберу фото? Приезжайте ко мне в гости, я сведу вас с тем ювелиром.

- Фотографию можете взять, - кивнула она и вдруг спохватилась: - А где я возьму золото, камни?

- Это уж моя забота, - сказал Скворцов-Шанявский, беря ее руку и прижимая к груди.

Из комнаты доносилась музыка. Еще более страстная, чем предыдущая.

- Я не могу принять ваше предложение, - не отнимая руки, сказала Лена.

- Почему же?

- Не могу... Неудобно...

- Это будет счастьем для меня. - Валерий Платонович стал целовать ее руку, поднимаясь все выше, выше, к локтю, плечу, потом надолго приник губами к ее родинке возле уха, где пульсировала, билась жилка.

Как в тумане, слушала Лена его слова, нежные, страстные... В ней бушевал страх вперемежку с желанием, отчего было так жутко и сладостно, что кружилась голова и мир стал терять реальные границы и очертания.

Руки Валерия Платоновича гладили ее грудь, шею. Она почти не помнила, как был снят халат, рубашка. Профессор целовал обнаженное тело и тоже, казалось, терял рассудок...

Собирались безалаберно и суматошно. Вике почему-то все казалось смешным. Она смеялась всему - тому, как Николай Николаевич с охапкой ружей ухнул в снег и долго барахтался, пока не встал с помощью Ярцева-старшего на ноги, хохотала над тем, как Семен Матвеевич перепутал тулупы и все никак не мог влезть в маленький, ее, Викин. Состояние смешливости передалось и мужчинам.

- Наверное, со стороны мы похожи на толпу идиотов, - заметил Глеб.

Заднее сиденье "уазика" занимал лось. Семен Матвеевич взял еще с собой в машину "Джейс Пэрдэй", с которым почему-то не хотел расставаться. Остальные вещи сложили в "Ладу". Рядом с Глебом села Вика, а Вербицкий устроился на заднем сиденье с Диком. Николай Николаевич снова захмелел. Он все норовил обнять пса, которому это явно не нравилось.

Семен Матвеевич махнул сыну рукой: поехали, мол. "Уазик" тронулся с места, Глеб двинулся следом.