Черная вдова

- Имеет, Николай Николаевич, имеет, - сказал следователь. - Будь Ярцев трезвый, может, и не случилось бы несчастья. Вы ехали на двух машинах, не так ли? Кто в какой находился?

Николай Николаевич рассказал, стараясь быть предельно кратким. Разумеется, о гонках по льду и других подробностях он умолчал.

Особенно мучительно было Вербицкому рассказывать о самом происшествии. Он почти ничего не видел и не помнил. Радостные крики дочери и Глеба, песни, что он распевал под аккомпанемент Дика, пустая полынья... Смутные отрывки... И, чтобы как-то выкрутиться, пояснил:

- Знаете, в машине я задремал. Весь день бродил по лесу с ружьем, устал. Ну, еще рюмочка коньяку. Словом, сморило.

- Да, насчет охоты, - словно вспомнив что-то, спросил Голованов. - Кто получил лицензию на отстрел лося, вы или Ярцев?

У Вербицкого похолодело внутри. Выручило его то, что в комнату заглянул начальник РОВДа.

- Извините, товарищи, - сказал он. - Приехала судмедэксперт, и если есть вопросы...

- Да, да! - ответил молчавший до сих пор райпрокурор. - Есть.

- И у меня, - поднялся следователь.

Они прервали допрос и вышли, сказав, что минут на десять.

Генерал снял шинель: согрелся. Прошелся по кабинету.

- Слушай, Игнат Прохорович, - провожая его глазами, хмуро произнес Вербицкий. - Видишь, что этот парень делает?

Копылов остановился возле него.

- Обыкновенное дело - выясняет, - ответил генерал со вздохом.

- Он же меня под монастырь подводит! - воздев руки вверх, трагически сказал Вербицкий. - Неужели не понимаешь, куда он клонит? Вопросики-то какие, а?! Он понавешает на меня такого...

- Но ведь было, да? - снова вздохнул Копылов и сам же ответил: - Было. Ты не скажешь, так этот шофер Матвеича... - Копылов не замечал, что обращается к Вербицкому на "ты", а прежде они всегда были на "вы". Наверное, потому, что так начал сам Вербицкий.

- Шофер не видел, как мы... - поспешно произнес Николай Николаевич и замолчал.

- Глеб даст показания. И потом - вскрытие. Анализы. Тут уж ничего не поделаешь, пьянка налицо.

- Но неужели нельзя избавить меня от всего этого? Ты же генерал! Хозяин области! - В голосе Вербицкого явно звучали просительные нотки. Слышь, Игнат Прохорович, скажу тебе по секрету... Да, собственно, это уже никакой не секрет. Меня ведь почти утвердили... заместителем министра. Сам понимаешь: связи, возможности. А друзей я не забываю, - многозначительно посмотрел он на Копылова.

- Не те слова говоришь, - покачал головой генерал. - Не те. Времена, брат, переменились. Ой, круто переменились. Тебе, в Москве, это, наверное, еще лучше известно, чем мне.

- Ну что я такого натворил, что? И почему этот мальчишка-следователь позволяет?.. - начал кипятиться Николай Николаевич. - В конце концов, я могу сейчас снять трубку и прямо к первому секретарю обкома! Действительно!.. - накручивал он сам себя.

- Твое право, - пожал плечами генерал. - Смотри, не сделай хуже. В декабре у нас в Средневолжске был зампред госкомитета. В Плёсе остановился. Ну и крепко... - Копылов щелкнул себя по воротнику. - Тоже хватался за телефон. И где теперь этот залетный? На пенсию проводили. Без всякой благодарности за многолетний самоотверженный труд. Так что подумай.

Вербицкий сник, еще больше сгорбился.

- И скажи честно, - негромко спросил генерал, - лицензия на отстрел имелась?

Это была последняя капля.

- Какой черт лицензия! - простонал Вербицкий. - Дернула же меня нелегкая потащиться сюда! Поохотился, ничего не скажешь! Отдохнул, называется, душу отвел. Но кто мог подумать? Кто?! Как я мог, стреляный воробей?..

- Во-во... Эх, кабы знать, где упасть, да соломки бы припасть, покачал головой Копылов.

- Игнат Прохорович, - взмолился Вербицкий. - Ну сделай что-нибудь!

- Дорогой Николай Николаевич, как? Прокуратуре я не указчик. Она сама осуществляет надзор за милицией. Подумай, ты же тертый калач, отлично видишь, что происходит в стране. Ведь крыть нечем! Да еще лось. Браконьерство!

Он не договорил: вернулись Кулик и Голованов.

Снова посыпались вопросы, и каждый для Вербицкого - как нож в сердце.

Глеб не спал, а словно находился в обмороке. Утром он разлепил глаза, разбитый, с тяжелой головой, с трудом соображая, где находится. На потолке - лепнина, тяжелая люстра. Напротив - во всю стену - полки с книгами.

Кабинет отца... Глеб лежал на диване в брюках, рубашке и носках, под шерстяным пледом. В сознании медленно всплывали картины, которые проходили перед глазами, словно прокрученная задом наперед кинолента. Стоп-кадром застыла самая страшная: мокрая голова бати на снегу с растрепанными волосами и белой-белой плешью.

Впервые Глеб столкнулся со смертью так близко, можно сказать, глаза в глаза.