Чернее черного. Весы Фемиды

— …обед в Бак-Хаусе[18] отменить, разумеется, невозможно, — продолжал Громобой. — Возможно, его следует провести с несколько меньшей пышностью. Впрочем, это не мне решать, — снисходительно признал его превосходительство.

— На какое время назначен обед?

— На завтрашний вечер. Нет. На сегодняшний. Господи, уже почти два часа!

— А другие договоренности? — поинтересовался Аллейн.

— Церемонию посадки деревьев я отменю, ну и на скачки, конечно, не поеду. Это выглядело бы не очень уместно. — Президенту не удалось скрыть явного сожаления. — Не так ли?

— Определенно так.

— Остается еще визит в Чекерз[19]. Вот тут я не знаю как быть.

Громобой с самым светским видом оборотился к мистеру Уипплстоуну.

— Все так сложно, правда? — проникновенно сказал он. — Скажите, что бы вы посоветовали?

Вопрос этот, почувствовал Аллейн, потребовал от мистера Уипплстоуна напряжения всех его дипломатических сил. Однако тот вышел из испытания с честью.

— Я совершенно уверен, — сказал он, — что премьер-министр, как, впрочем, и все организации и лица, питавшие надежды на возможность иметь высокую честь принять у себя ваше превосходительство, более чем сознают, что имевшее сегодня место ужасное происшествие делает что-либо подобное совершенно невозможным.

— А, — сказал Громобой.

— По крайней мере вашему превосходительству нет нужды тревожиться, что в связи с этим может возникнуть какое бы то ни было непонимание, — грациозно закончил мистер Уипплстоун.

— Хорошо, — с некоторым, как показалось Аллейну, разочарованием прогудел Громобой.

— Нам не следует отнимать у вас время, — сказал Аллейн, — однако, прежде чем мы уйдем, я хотел бы задать вам один не совсем обычный вопрос.

— Какой?

— Я знаю, вы убеждены, что ни слуга-нгомбванец, ни охранник — млинзи, не так ли? — ни в чем не виноваты.

— Я в этом уверен.

— И вы считаете также, что миссис Кокбурн-Монфор ошибается, думая, что напавший на нее человек был африканцем?

— Она глупая, истеричная баба. Я и гроша не дам за то, что она говорит.

— Имелась ли у них — у Кокбурн-Монфоров — причина питать неприязнь к вам или к послу?

— О да, — мгновенно ответил Громобой. — У них имелась такая причина, и я не сомневаюсь, что имеется и теперь. Хорошо известно, что полковник, приложивший руку к созданию наших вооруженных сил, рассчитывал занять в нгомбванской армии высокий пост. Полагаю, что на самом деле ему мерещился едва ли не самый высокий. Однако, как вы знаете, проводимая мной политика состояла в том, что на ключевых постах должны находиться представители моего народа. Я думаю, что полковника это привело в ярость и потому он, сам того не очень желая, подал в отставку. — И Громобой — с таким выражением, словно эта мысль только что пришла ему в голову, — добавил: — Во всяком случае, он спился и больше не мог выполнять ответственных обязанностей.

— Но на прием их все-таки пригласили?

— О да! Это был вполне уместный жест. Нельзя же было сделать вид, будто полковника попросту не существует. Так в чем же состоит ваш необычный вопрос, дорогой мой Рори?

— Вопрос простой. Подозреваете ли вы кого-либо — конкретно — в убийстве вашего посла?

Вновь последовало хорошо памятное Аллейну движение прикрывающих глаза век. Громобой долгое время молчал, но в конце концов сказал:

— У меня нет на этот счет никаких мыслей, кроме одной — я абсолютно уверен в невиновности млинзи.

— Кто-нибудь из гостей в шатре?

— Определенно нет.

— Ну что ж, и на том спасибо, — сухо поклонился Аллейн.

— Мой дорогой мальчик! — Аллейн ожидал услышать один из взрывов Громобоева смеха, но тот взамен ласково тронул однокашника за плечо и взглянул ему в глаза с такой тревогой и любовью, что Аллейн почувствовал себя странно растроганным. — Разумеется, гости тут ни при чем, — произнес Громобой. — И это все, что я могу сказать.

— В таком случае… — Аллейн глянул на Фокса, на мистера Уипплстоуна, и те немедленно отвесили прощальные поклоны.

— У меня тоже имеется вопрос, — произнес Громобой, заставив всех замереть. — Мое правительство желает, чтобы здесь, в нашем посольстве, висел мой портрет. Я хочу официально попросить вас, чтобы ваша жена приняла этот заказ.

— Я передам ей. — Аллейн постарался скрыть изумление.

Уже у дверей он прошептал своим спутникам:

— Я догоню вас через минуту. — И когда они вышли, быстро проговорил: — Я вот о чем хотел попросить. Будь поосторожнее, ладно?

— Разумеется.

— В конце концов…

— Тебе не о чем тревожиться. С моим млинзи у дверей я могу спать спокойно.

— Ты что, хочешь сказать?..

— Конечно. Это его привилегия, он чрезвычайно ею дорожит.

— Ради всего святого!

— Кроме того, я запру дверь.

Аллейн почувствовал, что того и гляди расхохочется.

Все трое молча добрели до своего временного кабинета. Войдя в комнату, мистер Уипплстоун провел ладонью по редким волосам, упал в кресло и устало вымолвил:

— Он солгал.

— Президент, сэр? — спросил Фокс таким голосом, словно услышал нечто скандальное. — Насчет копейщика?

— Нет-нет-нет-нет! Когда сказал, что никого конкретно не подозревает.

— Ну-ка, ну-ка, — встрепенулся Аллейн. — Объясните нам. Почему?