Чернее черного. Весы Фемиды

— Стало быть, все сводится к следующему, — резюмировал Фокс. — Либо они замышляют второе покушение на президента, либо нацелились на доносчика, кого бы они таковым ни считали, либо начали действовать каждый на свой страх и риск. Либо, — добавил он, — они решили распустить Карпа и разбежаться в разные стороны.

— Весьма справедливо. Поэтому давайте и мы разделимся. Разбежимся отсюда в разные стороны, Братец Лис. Кто — убивать червей в мускатных розах…

— Это еще что? — мрачно осведомился Гибсон.

— Цитата, — ответил Фокс.

— Да, Фред, — сказал Аллейн. — Ты — сов гонять, что ухают всю ночь, а мы с Фоксом — добывать мышей летучих крылья.

— Это кто же такого нагородил?

— Феи. Будем поддерживать связь. Вперед, Фокс.

Детективы вернулись в свою машину и поехали в Каприкорны. Поколесив немного по улицам, они отыскали одного из людей Гибсона, сержанта в штатском, у которого нашлось что им рассказать. Рыбное братство не тратило времени даром. Кокбурн-Монфоры в последние полчаса то и дело мелькали в окнах собственной гостиной — явным образом пьянствовали, уныло переругиваясь между возлияниями. Еще один сержант в штатском, нагруженный принадлежностями художника, проводил Чабба до аптеки на Баронсгейт. Чабб отдал аптекарю рецепт и уселся на стул, видимо дожидаясь, пока приготовят лекарство. Сержант, увидев такое дело, вернулся на Каприкорн-Мьюз и теперь сидел на раскладном стульчике, делая карандашные наброски гончарни — в свободное время он баловался живописью. Дома у него имелось целое собрание разного рода набросков — как законченных и даже подкрашенных акварелью, так и едва намеченных и брошенных из-за того, что сержанту приходилось то арестовывать преступника, то перебираться в другое место, чтобы там вести наблюдение. На эту работу он обыкновенно выходит в джинсах, замызганной куртке и роскошном парике а-ля маленький лорд Фаунтлерой. Звали его Джекс.

На улицу мистер Шеридан, Кокбурн-Монфоры и Санскриты носа пока не высовывали.

Фокс остановил машину там же, где прошлой ночью, под платанами Каприкорн-сквер, от которых хорошо было видно дом № 1 по Каприкорн-Уок, и Аллейн, покинув его, пешком отправился на Мьюз. Он постоял за спиной даровитого сержанта, изображая досужего зеваку, заинтересовавшегося борениями художника с непростой перспективой. Интересно, подумал он, каким волшебным превращениям подвергает сейчас Трой Громобоя у себя в Челси?

— Есть новости? — спросил он.

— Квартира заперта, сэр. Но внутри происходит какое-то движение. Между шторами есть щель, где временами что-то мелькает. Хотя толком ничего не разобрать. Никто не входил, и никто не выходил.

— Я буду поблизости. Каприкорн-Уок, дом один. Если что, вызывайте. Можете нырнуть вон в тот проезд, чтобы воспользоваться рацией.

— Да, сэр.

Из гаража неторопливо вышли двое молодых людей и тоже остановились рядом, посмотреть. Аллейн сказал:

— У меня бы на это терпения не хватило. Только не вставляйте меня в вашу картинку.

Трой уверяла, что эти две фразы художник слышит на улице чаще всего.

— На продажу рисуете? — спросил он.

— Угу, — ответил сержант.

— Я, может, еще вернусь посмотреть, что у вас получается, — небрежно бросил Аллейн и покинул сержанта Джекса, за спиной которого так и остались торчать двое любопытствующих молодых людей.

Надвинув шляпу на лоб, Аллейн скорым шагом миновал Каприкорн-сквер и дошел до Уок. Там он, коротко переговорив с сидевшим в машине Фоксом, пересек улицу и подошел к дому номер один. Мистер Уипплстоун, увидевший Аллейна в окно, впустил его.

— Сэм, — сообщил Аллейн, — Чабб и в самом деле пошел в аптеку.

— Рад слышать.

— Однако это, как вы понимаете, не означает, что он не зайдет в «свинарник».

— Вы так думаете?

— Если Чабба донимает мигрень, ее вполне могло вызвать напряжение последних сорока восьми часов.

— Да, пожалуй.

— Жена его дома?

— Дома. — Мистер Уипплстоун сокрушенно вздохнул.

— Мне нужно с ней поговорить.

— Да? Это… это довольно неудобно.

— Простите, Сэм, но тут, боюсь, ничего не поделаешь.

— Вы собираетесь нажать на нее, чтобы получить сведения о муже?

— Возможно.

— Как это все неприятно.

— Тут вы правы, однако, работая в полиции, приходится мириться с такими вещами.

— Я понимаю. И часто удивляюсь, как вам это удается.

— Вот как?

— Да. Временами мне кажется, что вы человек на редкость разборчивый в средствах.

— Жаль, что приходится вас разочаровывать.

— А мне жаль, что я завел этот бестактный разговор.

— Сэм, — мягко сказал Аллейн, — одно из отличий полицейской службы от всякой иной, включая и «возвышенное служение», состоит в том, что мы сами стираем грязное белье, вместо того чтобы сбывать его во вторые и третьи руки.

Мистер Уипплстоун порозовел.

— Я это заслужил, — сказал он.

— Нет, не заслужили. Это была напыщенная и неуместная тирада.

Люси Локетт, омывавшаяся с тщательностью педантичного доктора, произнесла одно из своих двусмысленных замечаний и запрыгнула гостю на колени.

— Ну-ну, милочка, — Аллейн почесал ее за ухом, — порядочной девушке такое поведение не к лицу.