— Убитый подозревался в причастности к торговле наркотиками. Вы не могли бы сказать, имеются ли какие-то признаки того, что эти двое сами их принимали?
— Я этим займусь, но, вообще говоря, обнаружить что-либо подобное очень непросто, как вы, разумеется, знаете.
— Можно ли надеяться найти следы крови на одежде убийцы?
Сэр Джеймс немного поразмыслил.
— Думаю, надежда слабая. Орудие убийства, при его размерах, могло послужить своего рода щитом, особенно если принять во внимание позы убитых.
— Мог ли убийца попросту уронить орудие на голову мужчины или, скажем, швырнуть его? Эти их свиньи весят немало.
— Вполне возможно.
— Понятно.
— Так вы пришлете мне этих монстров, Рори, хорошо? Всего вам доброго.
Едва он удалился, как появился Фокс и с ним констебль, все это время остававшийся наверху.
— Я решил подождать, пока уедет сэр Джеймс, — пояснил инспектор. — Посидел с ними наверху. Чабб ведет себя очень смирно, однако невооруженным глазом заметно, что он на грани.
Последнее на языке Фокса могло означать все что угодно — от вспышки раздражения до попытки покрушить все вокруг или самоубийства.
— Время от времени его прорывает, причем каждый раз он спрашивает одно и то же — где Санскриты и почему их троих здесь держат. Я спросил у него, зачем ему нужны Санскриты, он ответил, что они ему вообще не нужны. Уверяет, будто шел из аптеки по Каприкорн-Плэйс и наткнулся на полковника с мистером Шериданом. Полковник был не в себе, сказал Чабб, и он попытался привести его в чувство и доставить домой, однако тот упер палец в звонок и слышать ничего не желал.
— А что сам полковник?
— От полковника толку не добьешься. Витает где-то за пределами здравого смысла. Раз за разом высказывается в том смысле, что Санскриты произошли от гадюки и что их надлежит предать военному суду.
— Гомец-Шеридан?
— Изображает праведный гнев. Требует объяснений. Он-де сумеет сообщить об этом безобразии куда следует, и оно нам еще отольется горючими слезами. Вообще говоря, это нормальная реакция рядового гражданина, вот только под левым глазом у него то и дело дергается жилка. Все трое повторяют один и тот же вопрос — где Санскриты?
— Пора просветить их на этот счет, — решил Аллейн и повернулся к Бейли с Томпсоном: — Тут попахивает горелой кожей. Пошарьте-ка в печи.
— Искать что-либо конкретное, сэр?
— Нет. Хотя… Нет. Просто поищите. Остатки любой вещи, которую пытались уничтожить. Действуйте.
И он поднялся вместе с Фоксом наверх.
Первое впечатление, возникшее у него, когда он открыл дверь в гостиную, состояло в том, что Гомец только что вскочил на ноги. Он стоял лицом к Аллейну, вжав в плечи лысую голову и сверля его глазами, выглядевшими на белом, будто телячья кожа, лице совершенными кнопками на сапогах. Такую физиономию мог бы иметь персонаж плохого южноамериканского фильма. На другом конце комнаты возвышался, уставясь в окно, Чабб — этот походил на солдата под арестом, угрюмого и понурого, прячущего под маской послушания все свои мысли, чувства и поступки. Полковник Кокбурн-Монфор полулежал в кресле, открыв рот, и храпел громко и неизящно. Он выглядел бы не столь омерзительно, подумал Аллейн, если бы перестал наконец изображать офицера и — с гораздо меньшим успехом — джентльмена: консервативный костюм, перстень с печаткой на том пальце, на котором таковой следует носить, башмаки ручной работы, полковой галстук, неяркие элегантные носки и лежащая на полу шляпа с Джермин-стрит — во всем ни следа какого-либо беспорядка. Чего никак нельзя было сказать о самом полковнике Кокбурн-Монфоре.
Гомец немедля забубнил:
— Вы, насколько я понимаю, и есть тот офицер, который отвечает за происходящее здесь безобразие. Прошу вас немедленно сообщить мне, почему меня задерживают без какой-либо причины, без объяснений и извинений.
— Разумеется, сообщу, — спокойно отвечал Аллейн. — Все дело в том, что я рассчитываю на вашу помощь в том деле, которым мы в настоящее время занимаемся.
— Полицейская тарабарщина! — взвился Гомец. Под его левым глазом затрепетала мелкая мышца.
— Надеюсь, что нет, — не согласился суперинтендант.
— Каким еще «делом» вы тут занимаетесь?
— Проводим расследование, связанное с двумя людьми, которые живут в этой квартире. Братом и сестрой по фамилии Санскрит.
— Где они?!
— Здесь, неподалеку.
— У них неприятности? — оскалился Гомец.
— Да.
— Ничего удивительного. Это преступники. Чудовища.
Полковник всхрапнул и открыл глаза.
— Что? — спросил он. — О ком вы говорите? Какие чудовища?
— Спите. — Гомец презрительно фыркнул. — На вас смотреть противно.
— Я запомню это замечание, сэр, — величественно произнес полковник и снова закрыл глаза.
— Почему вы считаете их преступниками? — спросил Аллейн.
— Имею достоверные сведения, — ответил Гомец.
— Откуда?
— От друзей в Африке.
— В Нгомбване?
— В одной из так называемых зарождающихся наций. Их ведь так называют?
— Вам лучше знать, как их называют, вы провели там немало времени, — заметил Аллейн, подумав при этом: «Уж если кто и похож на гадюку, то именно он».
— Вы говорите нелепости, — прошепелявил Гомец.
— Не думаю, мистер Гомец.