Чернее черного. Весы Фемиды

— Я вижу, к вам возвращается ваша прежняя нгомбванская форма, — заметил Аллейн. — Утихомирьтесь, мистер Гомец. Иначе нам придется посадить вас под замок.

— Дерьмо! — просипел Гомец и плюнул, впрочем, неточно, в сторону Чабба.

— Жалкое зрелище. Чертовски жалкое зрелище, — повторил полковник, похоже решивший взять на себя обязанности сценического хора.

Аллейн спросил:

— Никто из вас, случайно, не хватился пары перчаток?

Наступило молчание. Секунду-другую все оставались неподвижными, затем Чабб поднялся на ноги. Гомец, которого все еще держали два констебля, опустил глаза на свои поросшие черными волосками руки; полковник сунул свои в карманы. И сразу после этого все трое, словно в едином порыве, принялись бессвязно и бессмысленно орать друг на друга, обвиняя каждый каждого в убийстве Санскритов. Конца этой сцене явно не предвиделось, но тут кто-то вновь принялся насиловать кнопку дверного звонка. И вновь, словно некто невидимый затеял повторно прослушивать звуковую запись спектакля, из прихожей донесся истерический женский голос:

— Я хочу видеть моего мужа! Не смейте! Не трогайте меня! Я пришла повидать мужа.

— Нет! — шепотом произнес полковник. — Ради Христа, не впускайте ее! Не впускайте!

Однако полковничиха уже ввалилась в мастерскую, волоча за собой констебля, безуспешно пытающегося ее удержать. Двое других, стоящих у двери, от неожиданности опешили и уставились на Аллейна, ожидая распоряжений.

Аллейн взял миссис Кокбурн-Монфор за руку. Волосы ее торчали в разные стороны, глаза косили. Трудно было сказать, чем от нее пахнет сильнее — джином или духами.

Аллейн развернул даму спиной к нише и лицом к мужу. Он чувствовал, как ее покачивает.

— Хьюги! — произнесла она. — Ты ведь не сделал этого? Скажи, что не сделал! Хьюги!

Миссис Кокбурн-Монфор пыталась высвободиться из рук Аллейна и подойти к мужу поближе.

— Я не могла больше вынести, Хьюги! — закричала она. — Одна, после того, что ты сказал. Куда ты пойдешь и что сделаешь. Я не могла не прийти. Мне нужно было узнать.

И точно так же, как незадолго до того Чабб обрушился на жену, полковник обрушился на свою.

— Придержи язык! — взревел он. — Ты пьяна!

Женщина забилась в руках Аллейна и, борясь с ним, развернулась лицом к нише.

И завизжала. И вместе с визгом из нее потоком полились признания, настолько убийственные, что полковник сделал яростную попытку наброситься на жену, так что Фокс, Томпсон и Бейли еле-еле его удержали. Тогда ее обуял ужас, она принялась умолять Аллейна не подпускать к ней мужа и в конце концов рухнула в обморок.

Поскольку положить миссис Кокбурн-Монфор здесь было некуда, ее полуволоком отвели наверх к миссис Чабб и оставили — безостановочно лепечущую о том, как плохо он с ней обращался и как она поняла, когда он в слепом гневе выскочил из дома, что он сделает то, что грозился сделать. Все это записывал полицейский, оставленный в комнате наверху.

Внизу же Аллейн, не имевший ордера на арест, попросил полковника Кокбурн-Монфора проехать с ним в Скотленд-Ярд, где ему будет официально предъявлено обвинение в убийстве Санскритов.

— И должен предупредить вас, что каждое ваше…

Глава 10 Эпилог

1

— Как только мы обнаружили тела, — рассказывал Аллейн, — стало ясно, что это дело рук Кокбурн-Монфора. Гончарня находилась под неусыпным наблюдением с той минуты, как Санскрит вернулся от квартирных агентов. Единственный пробел образовался, когда людей Гибсона отозвали по тревоге. Одновременно автомобильная пробка отрезала сержанта Джекса от двери, у которой торчал Монфор, так что по меньшей мере пять минут, если не дольше, фасад дома оставался полностью заслоненным грузовиком. За это время Монфора, уже начинавшего громко скандалить, кто-то из Санскритов впустил в дом, видимо желая заткнуть ему рот.

Они очень спешили. Им еще нужно было добраться до аэропорта. Они намеревались улизнуть в ближайшие четверть часа, поэтому брат укладывал свиней, а сестра писала письмо агентам. Поэтому они оставили пьяного полковника, который, увидев, чем они занимаются, на миг врос в пол, и вернулись к своим занятиям. Санскрит укладывал в ящик предпоследнюю свинью, сестра снова уселась за письмо. А Монфор, подойдя поближе, оказался между ними, взял со скамьи последнюю свинью и в приступе пьяной ярости ударил ею налево и направо. Ужас содеянного отчасти протрезвил Монфора. Перчатки у него были в крови. Он швырнул их в печь, вышел наружу и снова привалился к двери, то ли умышленно, то ли невольно. Фургон все еще загораживал его, а когда он отъехал, оказалось, что полковник как стоял, так и стоит на крыльце.

— А кто сообщил о бомбе? — спросила Трой.

— Полагаю, кто-то из Санскритов. Чтобы отвлечь команду Гибсона, пока они будут улепетывать в Нгомбвану. Исход покушения поверг их в панику, а мысль о ку‐клукс-карпе в еще пущую. Они должны были понять, что их раскусили.

— Похоже, — сухо заметил мистер Уипплстоун, — что они не переоценили своих друзей.

— Что похоже, то похоже.

— Рори, насколько пьян был этот несчастный? — спросила Трой.