Чернее черного. Весы Фемиды

— Можно ли сказать что-нибудь о степени опьянения законченного алкоголика? Что-то, наверное, можно. Если верить его жене, а у нас нет причин ей не верить, пьян он был мертвецки и, покидая дом, грозился всех поубивать.

— Но вы все-таки считаете, что убийство было полностью непреднамеренным? — спросил мистер Уипплстоун.

— Да. Когда он начал трезвонить у дверей, у него не было сколько-нибудь связного плана. Одна лишь слепая пьяная злоба и желание добраться до Санскритов. Потом ему подвернулась та свинья, оказавшаяся в прискорбной близости от двух голов. Трах-бах, и он снова очутился на улице. С автомобильной пробкой ему попросту повезло, как нередко везет пьяным. Не думаю, что он вообще эту пробку заметил, не будь ее, он повел бы себя точно так же.

— Однако у него хватило сообразительности бросить перчатки в печь, — указал мистер Уипплстоун.

— Это единственное, что всерьез свидетельствует против него. Я бы не решился строить догадки относительно того, насколько его протрезвило осознание совершенного. Или насколько он преувеличивал свое состояние, когда разговаривал с нами. У него взяли кровь на анализ, и уровень алкоголя в ней оказался астрономическим.

— Он, разумеется, будет утверждать, что действовал под влиянием выпитого, — предположил мистер Уипплстоун.

— Можете не сомневаться. И готов поспорить, это ему поможет.

— А что будет с моим бедным дурачком Чаббом?

— При обычном ходе дела, Сэм, ему предъявили бы обвинение в сговоре. Если до этого дойдет, то его прошлое — несчастье с дочерью — и давление, которое оказывали на него эти люди, несомненно, будут истолкованы как смягчающие обстоятельства. При наличии первоклассного адвоката…

— Об адвокате я позабочусь. Как и о залоге. Я уже сказал ему это.

— Вообще-то я не уверен, что против него будут выдвинуты серьезные обвинения. Если не считать ключицы млинзи, серьезного ущерба от Чабба никто не претерпел. Мы предпочли бы получить от него исчерпывающие показания о заговоре в обмен на освобождение от судебного преследования.

Мистер Уипплстоун и Трой обменялись смущенными взглядами.

— Да, я все понимаю, — сказал Аллейн. — Однако задумайтесь на миг о Гомеце. Он единственный, не считая Монфора, организатор заговора, и если есть на свете человек, заслуживший все, что его ожидает, так это он. Для начала мы задержали его за подделку паспорта, обыскали его контору в Сити, якобы занимавшуюся импортом кофе, и обнаружили свидетельства совершения кое-каких весьма сомнительных сделок с необработанными алмазами. А в прошлом у него еще числится отсидка в Нгомбване за преступление, которое иначе как омерзительным не назовешь.

— А что по части посольства? — спросила Трой.

— Хороший вопрос! Все происшедшее в этой оперебуфф, является, как мы неустанно себе повторяем, их внутренним делом, хотя и образует косвенный мотив в деле Монфора. Что до другого спектакля — убийства посла, совершенного млинзи, — то эта история на совести Громобоя, и пусть мой старинный друг сам с ней разбирается.

— Я слышал, он завтра улетает.

— Да. В два тридцать. Вслед за тем, как в последний раз попозирует Трой.

— Ну знаете! — воскликнул мистер Уипплстоун, с вежливым благоговением покосившись на художницу. Трой прыснула.

— Не смотрите на меня с таким ужасом, — сказала она и, к изумлению Аллейна, мистера Уипплстоуна да и к собственному тоже, чмокнула последнего в макушку. Увидев, как порозовела кожа под его редкими, аккуратно причесанными волосами, Трой сказала: — Не обращайте внимания. Это мой портрет меня так раззадорил.

— Зачем же все портить! — с неслыханным молодечеством выпалил мистер Уипплстоун. — Я уж было отнес это на собственный счет.

2

— По всем канонам, если они существуют, — говорила Трой в половине двенадцатого следующего утра, — портрет не закончен. Но даже если бы вы отсидели еще один сеанс, не думаю, что я смогла бы с ним что-нибудь сделать.

Рядом с ней стоял, глядя на портрет, Громобой. Во все время позирования он не выказал застенчивости, обычной для натурщика, не желающего произносить банальности, и во все время ни единой не произнес.

— В том, что вы сделали, — сказал он, — присутствует нечто явственно африканское. У нас пока нет выдающихся портретистов, но если бы они были, я думаю, они вряд ли смогли бы вас превзойти. Мне приходится постоянно напоминать себе, что автор этого портрета не принадлежит к числу моих соотечественников.

— Вряд ли вы смогли бы сказать мне что-нибудь более лестное, — призналась Трой.

— Правда? Я рад. К сожалению, мне пора: нам с Рори нужно кое-что обсудить, да и переодеться мне не мешает. До свидания, моя дорогая миссис Аллейн, и огромное вам спасибо.

— До свидания, мой дорогой президент Громобой, — откликнулась она. — И спасибо вам.

Она подала ему перепачканную краской руку и проводила в дом, где ждал Аллейн. На сей раз Громобой явился без млинзи, который, как он сказал, занят в посольстве последними приготовлениями к отлету.

Они с Аллейном выпили на прощание по рюмочке.

— Визит получился несколько необычный, — заметил Громобой.

— Да, не совсем, — согласился Аллейн.