Чернее (СИ)

Оля меня, конечно, не слышала, но почему-то делала именно то, что я говорила. И заливалась смехом. Мне нравилось, как она смеется. Как все дети смеются. Как смеются счастливые.

С ним мы говорили о разном. Я рассказывала о своей жизни, он -- о своей.

Однажды он меня поздравил с Благовещением, пожелал только добрых вестей. Не все знают про такой праздник. Я спросила:

-- Вы ходите в церковь?

Он вздохнул:

-- Да нет, не то чтобы... Жена вот ходит. Знаете, Люда, -- мы по-прежнему были на "вы", -- она у меня немного тянется к богу. Хотя не слишком вроде верует, она же все-таки преподаватель, кандидат математических наук, доцент. Но от безысходности и кандидат... Моя жена очень хотела дочку. Старший у нас сын, он уже взрослый, студент, мы сами, когда он родился, были студентами... Он был неожиданным ребенком... Но любимым... А потом почему-то жена все никак не могла забеременеть... Никак... Столько лет... А она так хотела дочку... Сына Олегом назвали, дочку она хотела назвать Ольгой... Даже в церковь ходить начала, свечки ставить, молиться... И видите -- сработало! В сорок три года родила -- и дочку! Прямо как хотела!

-- А вы? Вы хотели?

-- И я хотел, конечно.

-- Здорово. Олечке повезло.

-- Это нам повезло.

-- Ей больше.

-- Ну не знаю. -- Он замолчал. -- А как ваши родители?

Лучше б не спрашивал.

У меня хорошие отношения с мамой: я ей вру все время.

Мама живет, как может. Пытается верить в бога. Получается так себе.

В прошлый раз я приезжала к ней на Пасху, мы в церковь ходили, я мужественно всю всенощную отстояла -- ради мамы же! Пришли домой, закрываем дверь в тамбуре, ну и громко у меня получилось -- дверь железная.

-- Тише! -- прошипела мама. -- Людей разбудишь! Это мы сегодня не спим -- для нас Христос воскрес, а для некоторых он даже не рождался.

-- Не думаю, чтоб основной посыл христианства именно в этом, -- не удержалась я.

-- Ты слишком много думаешь! -- рыкнула она, и я поняла, что вся эта ночь и гудящие от усталости ноги -- все это было без толку -- я снова ее разозлила.

Впрочем, это были мелочи в сравнении с тем разговором, который случился тогда, давно... Я в тот день была особенно едкая. Тогда в кухне еще работало радио, может, это оно виновато -- передавали новости, а в них всегда есть что-то эдакое, провоцирующее богоборчество.

И сказала:

-- Ну вот за что бог так с этими людьми?

А мама:

-- Ну ты же помнишь Писание. Они не были грешнее других. Но их смерть стала назиданием для прочих. Чтобы покаялись.

-- Тогда это терроризм. Убивать случайных людей, чтобы запугать всех остальных и заставить жить по своим правилам.

-- И этот человек семь лет ходил на воскресную школу! -- Мама уже начала искажаться.

Я поняла, что наделала.

-- Мам, мам, это я так сказала!

-- Ты никогда не думаешь, что говоришь! А мне за тебя держать ответ на Страшном Суде! Мне! -- Морщины, уголки глаз и губ -- все на ее лице как-то заострилось. В ее душе всегда было полно битого стекла, на которое она порой наступала, и часто -- из-за меня.

-- Мама! -- Мне было ужасно стыдно.

-- Господа Бога... сравнивать с террористами! Да как мог твой поганый язык! -- Она упала на колени и заломила руки. -- Господи, господи, прости ей...

Я вышла из кухни. Сидела в зале, за стеной, но слышала, как она молится. И я молилась. Молилась всем богам и божкам вселенной, могущественным и хилым, чтобы ей полегчало, чтобы отпустило, чтобы прошло поскорее... И ругала себя и свой поганый язык.

Но поганый язык ведь до всех грехов хорош -- и я научилась врать.

Теперь мама ничего дурного в адрес своей веры не слышала, в то время как я потеряла эту веру окончательно и бесповоротно (а ведь тогда, когда я дразнила ее -- тогда еще верила, верила!). Вера ушла, как вода из ванны с плохо заткнутой пробкой. Ничего не изменилось -- лишь лицемерить оказалось легче. Это кто верует, того тянет на правду. Вера и правда -- они сестры. Ими служат. А я, видимо, отслужила свое.

-- В чем ты сейчас ходишь -- носишь плащ или пальто еще?

-- Ношу плащ. Пальто отдала Таньке. Она сейчас немного бедствует. Зарплаты хватает на аренду и на еду. Еще отдала ей ботинки и большой свитер шерстяной. Она хочет подрабатывать, листовки на улице раздавать, а холодно...

-- Ну ладно, отдала и отдала. В следующей жизни тебе Господь воздаст...

Пальто было старенькое, ботинки подтекали, свитер уродлив, как моя жизнь, за что тут воздавать? Но я молчу.

-- Я тебе, хочешь, соберу посылочку...

-- Нет. Я сама куплю. Я разъелась, с размером не угадаешь. Сфотографируюсь в новом и пришлю фото.

Как всегда -- вместо бога стремится "воздавать" старая, больная женщина! Фигушки. Одолжу у кого-нибудь новые вещи, сфоткаюсь и отправлю ей.

-- Слушай, помнишь, вашу библиотекаршу, маленькую? Умерла недавно.

-- Да ты что! Как же так?! Ей же всего лет пятьдесят было...