Чернее (СИ)

-- А чего ты ее не выкинула? -- спросила Ирина Яковлевна с укором.

-- Жалко. Дорогая.

Ирина Яковлевна вздохнула.

-- Может, и правильно. Еще родишь. У меня вот четыре аборта было. И ничего. Но, может, те дети были бы получше вас. Это вас можно было и...

-- Мама, ну хватит, а! -- Катька снова отвернулась.

-- Можно я... пройду... за кружкой, -- начала я.

-- Главное, мне, мам, обидно... Я, считай, из-за него, урода, дочку схоронила, а он... да мне и доктор сказал: не напрягаться. Я пришла, легла, реву, а он: "Иди ужин готовь! Чего разнюнилась! Горе у нее великое! А то я не знаю, что у тебя до меня хватало и мужиков, и абортов!" Это он мне говорит! А у меня до него... Ну тот... Ну, Егорша... А ты чего тут стоишь?

-- Так... за кружкой...

Катька отошла в сторону.

-- Бери давай. -- И потом почему-то бросила: -- Не будет Камиллы.

-- Да я поняла, мне не десять лет.

-- Да это и Кирилл понял, а ему семь. -- Катька все-таки не могла меня не уесть.

Из комнаты раздался звук запускающегося компьютера.

-- Коля, дашь поиграть? -- заорал Кирилл. Куклу со светлыми волосами он тут же швырнул на пол в коридоре.

Ирина Яковлевна подняла ее.

-- А лучше все-таки выкини. Нехорошо держать в доме вещи покойника.

-- Ма-ама! Ну что ты опять!

Когда я уже подходила к своей двери, неожиданно услышала:

-- У него день рождения через неделю. Что дарить-то? Деньги все на аборт ушли.

"О, Кириллу уже восемь!" -- подумала я. Но ошибалась. Это был день рождения Катькиного мужа. Они отпраздновали его у нас. Испекли торт, зажгли свечи, пели песенки, смеялись. Даже меня звали. Но я не смогла.

Я никак не могла понять, куда девалась та боль, тот камень, которым Катька тогда задела меня, бросив через плечо... Вот она стоит посреди кухни, в коротких шортиках, рваной майке и в сланцах на босу ногу. Левая нога опирается только на носок, и подошва сланца чуть подрагивает в воздухе, как крыло бабочки. И иероглиф виднеется сквозь прореху в майке. И она сама -- иероглиф, выдуманный каким-то наркошей, который тут же забыл, что хотел выразить своим творчеством.

Куклу посадили на полку в коридоре. По ночам я боюсь ходить в туалет. Чертов Коля был прав. Она реально жуткая.

Не будет Камиллы, ну и ладно. Дурацкое имя. Мила -- мечта педофила.

Я хотела уволиться, но как-то не выдавалось возможности: постоянно висел какой-то проект. А уходить, не доведя дело до конца -- это не мой метод.

А тут еще случился юбилей издательства. Мне не очень хотелось идти на пьянку, но выпить хотелось очень. Такой вот парадокс. В итоге я на пьянку пришла. И выпила. Может, и напилась бы, да не вышло -- внезапно меня попросили сказать тост (разумеется, эту идею подкинул Миша, затаивший на меня зло, потому что я постоянно нахожу косяки в сверстанных им макетах). А я вообще речи говорить не люблю. Теряюсь. А тут -- авторы вокруг, все умные, солидные.

-- Предлагаю выпить, -- начала я, -- за... наших читателей... я их всех помню по ярмаркам... бабушки-дедушки... те, кто учится... ну то есть студенты... короче, за всех!

-- Пьем за учащихся бабушек-дедушек! -- бросил кто-то.

Народ смеялся, чокался, а я -- я чуть ли не плакала, потому что вдруг подумала обо всех них -- о наших читателях: о фрике, который носит пиджак шиворот-навыворот, так что подплечники торчат, как крылья, о бабулечке с двумя палочками, которая листает книги и чихает, потому что у нее аллергия на типографскую краску, о веселом монахе, который закупает книжки для монастырской библиотеки -- он настолько меня не замечает и так жадно смотрит на книги, что становится понятно, что обет целомудрия дается ему легко, обо всех этих чудилах, которые рвутся спорить, доказывать, объяснять, как правильно писать книги...

Я спрятала в рукаве пару кусков колбасы, вышла из-за стола и прокралась к окну. Открыла его.

-- Люда, вам душно?

Шеф прошел вслед за мной. Он огромный, почти два метра ростом, у него большие живот, плешь и глаза. А еще он очень сильно потеет, так что на его рубашке темнело несколько мокрых пятен.

Я проигнорировала его вопрос. Тихонько вытащила из рукава колбасу, положила в кошачью плошку.

-- Это что?

-- Жертвоприношение.

-- Кому?

-- Богу. Знаете такое божество Кса? Ходит тут. Маленькое такое. Мохнатое. Многоцветное. С одним глазом. И таким странным обрубком вместо хвоста. Я не сразу поняла, кто это. Думала: котенок. А потом время шло -- а оно все такое же. И его не приманишь. Только прошмыгнет быстро. Еду хвать -- и бежать.

-- И зачем вы жертвуете ему колбасу, на которую я потратил деньги нашего издательства?

-- А я желание загадала.

-- Люда, сдается мне, божество, которому хулиганы выкололи глаз и отрубили кусок хвоста, не очень-то сильно по части исполнения желаний.

-- Ну, божество, которое прибили к кресту гвоздями, тоже...

-- Меня ваше богохульство не оскорбляет, мне все равно, в кого вы верите. -- Шеф покачал головой. -- Люда, но маленькие боги могут исполнить только маленькие желания.