Чернее (СИ)

И еще у нас с собой была труба. Длинная железная труба, которую отец стащил с завода. Она была призвана стать опорой для винограда. Ну, чтоб он рос, цепляясь за нее. Мы несли трубу вдвоем -- за один конец я, за другой -- отец. Несли и несли... А потом, когда мы уже далеко отошли от вокзала, не знаю почему, я вдруг задрала голову -- и увидела звездное небо. Я замерла. Их было та-а-ак много! Таких живых! Таких же маленьких и любопытных, как я!

-- Здравствуйте, звезды! -- сказала я.

-- Здравствуй, девочка! -- ответили они.

-- Эй! -- крикнул отец и потянул за трубу.

Она выпала из моих рук и звякнула по асфальту.

Я подняла свой конец, мы пошли, но я то и дело поднимала голову и смотрела на звезды, которые подмигивали мне.

А потом вечером бабушка кормила нас кашей, они о чем-то спорили с отцом, а я ела кашу, болтала ногами и думала какие-то очень умные мысли. И вдруг меня осенило: я

-- ношу зеленый сарафан с белкой на груди, сшитый бабушкой, такого ни у кого нет;

-- сижу на коричневой табуретке, прекрасной, крепкой, высокой коричневой табуретке;

-- думаю очень-очень умные мысли;

Не значит ли это -- что я -- самая замечательная девочка на свете?

От этой мысли я даже жевать перестала.

И верно же! Ведь все-все вокруг меня любят!

И я принялась доедать кашу: хотя все мое существо было преисполнено восторга, желудок все же оставался пуст -- и требовал наполнения.

А потом я пошла в школу и узнала, что тупая.

Учительница сказала, что надо сделать, а я не услышала.

Открыла пропись -- на обложке была нарисована розовая лисичка -- и увидела в начале строки аккуратно нарисованную жирными черными линиями ёлочку, рядышком другую елочку -- очевидно, посыпанную снегом, потому что нарисована она была точечками, а не сплошной линией. Я попыталась пристроить рядом с этими двоими свою. Елочка вышла какая-то накренившаяся, кособокая, возможно, ее расшатал медведь, или, может, она просто устала от жизни.

-- Мила, я просила не рисовать, а обвести! -- Я услышала над ухом голос учительницы.

Обвести? Легко! И я уверенно обвела в кружок свою кособокую елочку. Теперь она была как будто в портретной раме.

-- Что ты делаешь? -- изумленно спросила учительница. -- Вот как надо! -- Она взяла мою руку своей и, крепко сжав, стала водить ручкой по бумаге, соединяя точки второй елочки в единую сплошную линию.

-- Поняла?

Я молчала. Почему-то единственное, что я ощущала в тот момент, -- это как ее ногти впиваются в мою кожу. Острые красные ногти.

Но это было нестрашно.

Меня очень любила наша библиотекарь -- Маленькая Библиотекарша, как я ее звала, женщина совсем крошечного роста, с меня, но взрослая, очень добрая и умная. Она всегда подбирала для меня хорошие книжки и интересовалась, понравилось ли мне.

Рисунки к книгам, которые я приносила, она всегда вывешивала на стенд и под ними была моя подпись: "Мила Г." (свою длинную фамилию я не любила писать, одно мучение).

Это было здорово, и хотя я понимала, что рисую отнюдь не лучше всех, я почему-то все равно была ужасно собой довольна. Важно то, что все могли видеть -- я рисую.

Я помню, однажды мы с Маленькой Библиотекаршей о чем-то говорили, и я -- в восторге пересказывая недавно прочитанную книжку -- протараторила:

-- Там... там такая девочка была... она попала в волшебную страну и всех злых победила, а с хорошими подружилась, и там еще был такой парень, хороший-хороший, который потом оказался принцем этой страны... И он на ней женился! Я бы тоже так могла, как эта девочка! И вы тоже могли бы! Вы же как я!

-- Ты, Милочка, неаккуратно читаешь! -- вдруг сказала мне Маленькая Библиотекарша. -- Уголок от обложки оторвала.

Я покраснела, потому что так и было.

А потом через какое-то время услышала, как мама говорит с кем-то по телефонц:

-- Да, я ее знаю, Маленькая Библиотекарша, как говорит моя Мила. Бедная женщина-карлик -- ни мужа, ни детей! А детей любит, вот и работает в этой библиотеке! Да, так вот устроила свою жизнь, бедняжка! Хоть на работе пообщается с детишками!

Я сидела, понурив голову. Откуда-то сверху, как пласт снега с крыши, сползла тоска.

Разве может быть так, чтоб человек просто приспособился жить -- а сам был несчастным? Разве может?

Нет, конечно, нет, решила я. Просто в книжках все происходит быстро, а в жизни медленно -- вот и все.

В жизни надо подольше подождать -- и откроются двери в волшебную страну для Маленькой Библиотекарши. Тем более что она же маленькая. Неважно, что взрослая. Все равно для нее должно случиться чудо. Для маленьких всегда происходят чудеса -- рано или поздно.

С точки зрения мамы, тот год был хорошим: нам дали квартиру.

Но я не хотела переезжать.

-- У тебя будет своя комната! -- говорили мне.

Но я никогда не хотела свою комнату. Я хотела ходить в свою старую школу, дружить со старыми друзьями, жить с бабушкой, спать с ней в обнимку, уткнувшись в мягкий живот. С бабушкой я была в безопасности. А кто защитит меня от всего ночного в новой квартире?

Дяде и тете тоже дали квартиру, даже раньше нас. Так как у них нет детей, мама считает, что это несправедливо, и что-то там объясняет про блат и взятки.