Чернила и кость

Джесс, не задумываясь, двинул одну из пешек вперед и ожидал, что Томас сделает то же самое. Томас не шевельнулся. Он просто стоял с самодовольной улыбкой на лице.

Черная шахматная фигура, двинувшись сама собой, плавно проскользила на две клетки вперед по доске.

– Это машина, – сказал Томас. – Которая играет в шахматы. Халила помогла мне немного с просчетом ходов.

Джесс снова двинул свою пешку вперед. Черная пешка, шагнув тоже вперед, толкнула белую фигуру Джесса, так что та упала набок и, укатившись с поля, сама прикрепилась к металлической рамке на краю доски.

Вышла из игры.

– Магнит, – сказал Томас. – Если бы у меня было больше времени, я бы смог сделать его менее заметным и придумал бы, как установить там ящичек для фигур. Потом доработаю.

– Это просто невероятно, – сказал Джесс. – И…

– И красиво, – сказала Морган. Она взяла прилипшую к краю металлическую фигуру и провела по ней пальцами. – Ты все это сделал сам? Как?

– Да, сам. Капитан Санти оказался так великодушен, что распорядился, чтобы доску выслали в Тулузу, и солдаты принесли ее сюда, – сказал Томас. – Я закончил ее перед тем, как мы покинули Александрию.

– И она может сыграть целую игру? – Джесс сдвинул другую пешку, на этот раз сначала обдумав ход, машина же просто пугающе быстро ответила своим ходом – очень верным.

– Поэтому я ее делал так долго, – сказал Томас. – В шахматной игре возможно как минимум десять в сорок третьей степени возможных ходов.

– Сколько же это заняло у тебя времени? – Морган стояла и смотрела, как Джесс передвигает фигуры, а машина играет против него.

– Несколько месяцев на механизм. Несколько дней на фигуры. Alles Gute zum Geburtstag, Джесс[16].

– У меня не сегодня день рождения.

Томас лишь пожал плечами.

– Я уже давно тебя знаю. Рано или поздно этот день настанет. И тебе нужно на что-то отвлечься. – Его лицо расплылось в улыбке. – Хотя, похоже, ты уже нашел для этого кое-кого очень симпатичного.

– Льстец, – сказала Морган. – Не обращай внимания, Джесс. Играй.

Джесс продолжал передвигать фигуры, пока ему не стало ясно, что машина Томаса скоро не оставит ему больше четырех ходов, и, поражаясь разуму жуткого искусственного интеллекта, Джесс отдал короля.

Все фигуры – и те, что были на магните рядом с доской, – скользнули обратно на свои места. Шахматная доска сама собой приподнялась и развернулась, машина на этот раз начала игру белыми.

– Ты просто чертов гений, Томас, – сказал Джесс. У него сдавило горло от эмоций, и он прекрасно понимал, что эти эмоции просачиваются в его охрипший голос. – Надеюсь, ты это и сам понимаешь.

– Я понимаю, – сказал Томас. – Погоди, ты еще не видел, что у меня осталось в доме Птолемея.

– Я думал, ты над этим работал.

– Над этим? Нет. Это игрушка. Сложная, но игрушка. Там у меня совсем другое. – Улыбка исчезла с лица Томаса, и он внезапно очень серьезно сказал: – То, что я придумал, изменит мир.

* * *

Следующие шесть дней они все чувствовали себя будто на свободе. Раны у всех зажили, и шестеро студентов большую часть времени проводили в компании друг друга. Они устроили соревнования по шахматам и принимали ставки от тулузских солдат на то, кто победит: машина или студенты. Конечно же, они оказались в выигрыше. Халила много раз выводила аппарат Томаса на ничью и дважды выиграла. Джесс выиграл один раз, вынудив машину сдать короля. Солдат машина разбила в пух и прах. Даже профессор Вульф попытался, его игра вызвала наибольшее число ставок, однако и он проиграл.

Любопытно, что Томас выигрывал каждый раз.

– Я знаю, как эта штука думает, – сказал он, когда Джесс у него про это спросил, и ответ был столь же загадочным, сколь и сводящим с ума.

Обстановка стала почти приятной, это были спокойные и солнечные дни. Когда врач отпустила Джесса, он начал ценить каждый час, проведенный рядом с друзьями, общаясь с ними по отдельности или в компании. И начал мечтать, чтобы все это могло просто… продолжаться.

А потом, на шестой день, Вульф собрал всех в своей палатке. Снаружи было чудесное голубое небо, в воздухе витал аромат осени.

В палатке же царило холодное, как суровая зима, настроение.

Они пришли вместе, вшестером, и нашли профессора Вульфа сидящим за столом с раскрытым журналом в руках и ручкой, которой он что-то записывал. Увидев вошедших, Вульф закрыл книгу.

– Сопровождающие прибудут с утра, – сказал он. – Другой командир, которому можно доверять. Ник в этом убедился. Обратно в Александрию мы отправимся в сопровождении вооруженных солдат, они обеспечат нашу безопасность.

Насчет того, что солдаты буду вооруженными, Джесс не сомневался. Однако безопасность вызывала у него сомнения. Халила вздохнула и переступила с ноги на ногу, как будто уже ощутила ноющие от путешествия мышцы спины.

«Профессор Вульф выглядит уставшим», – подумал Джесс. В уголках его глаз и вокруг рта собрались морщинки, которых Джесс не припоминал. Вульф не надевал свою профессорскую мантию уже давно, и Джесс почти привык видеть его без нее.

Однако мантии достали сегодня. Они были аккуратно сложены на сундуке, готовые к использованию.